Ректор Рязанского медуниверситета об отмене ЕГЭ, модных специальностях и нечестных поставщиках
О работе врачей последние два года в СМИ говорят чаще всего. Коронавирус стал испытанием, но с другой стороны он показал, что в регионах есть тысячи врачей и медсестер, готовых на износ трудиться в «красных зонах». Заговорили и о врачебном подвиге — в этом слове уже не было пафоса, потому что многие из медиков жили в больницах, месяцами не видя свои семьи.
В регионе врачей готовит медицинский университет имени Павлова. Конкурс туда, впрочем как и во многие медицинские вузы, высок.
В 2020 году РязГМУ по версии британского агентства Time Higher Education занял четвертое место среди 47 российских медвузов. Редакции РЗН. инфо стало интересно, какие сейчас специальности популярны в вузе, почему к нам едут учиться иностранцы, сохранилось ли понятие медицинской династии. Эти вопросы главный редактор Наталья Смольянинова задала ректору Рязанского медицинского университета имени Павлова Роману Калинину.
210 баллов и ты — студент
— Роман Евгеньевич, у меня представление о том, как люди учатся в медуниверситете такое: тяжело поступить, сложно учиться, при этом учишься полжизни. А потом думаешь, идти в бюджетную больницу, частную клинику или остаться в институте.
— Между тем в вузах минздрава нет недобора, все места расхватываются. И помимо комплекта бюджетного, мы набираем вне бюджета причем с хорошим баллом.
Ребятам выбирать сложнее, чем 20 лет назад, когда я окончил вуз. Предложений на рынке труда много, зарплата кардинально изменилась. Выпускник хочет получать не 20-30 тысяч, а 50-100 тысяч. Это нормально. Люди хотят комфорта.
Частная медицина развивается активно, она становится конкурентной, выходит на рынки ОМС и ее начинают выбирать.
— А отношение к врачам поменялось?
— С одной стороны, образ врача перестал быть сакральным, с другой, судя по обращениям в минздрав, от врача ждут самого лучшего отношения, самой лучшей работы, ждут чуда.
— Конкурс в медуниверситет стандартно высок. У меня есть цифры 2020 года: для поступления на самую распространенную специальность «Лечебное дело» в общем конкурсе нужно было набрать 270 баллов. На специальность «Стоматология» в общем конкурсе 272 балла. В этом году похожая картина?
— Да, похожая. 270 — это три по девяносто. Балл запредельный. Но в этом году у нас увеличилось количество бюджетных мест за счет государства и за счет того, что мы немного сократили целевой набор.
В этом году абитуриенту для поступления надо было иметь в среднем 210 баллов. Самый низкий балл был на педиатрии — 163, но мы не стали поднимать — педиатры очень нужны. И к ЕГЭ мы относимся очень спокойно. Мы не ратуем, что его надо отменить или переделать. Наша задача: когда учатся у нас, мотивировать в процессе.
Ребята со средним баллом идут в институт с опаской. Но при определенной прилежности они вполне могут быть успешными. С первого сентября все начинается заново.
— Традиционно из года в год много желающих учиться на стоматолога. Стоматологов не хватает?
— Хватает. Люди, скорее всего, хотят хорошо зарабатывать, понимая, что стоматологические услуги высокого качества, сопряженные с высокими технологиями, стоят дорого. Вы посмотрите на проходные баллы. Они высокие.
В нулевые года в приоритете были фармацевты. Все хотели работать в аптеках и сделать свой бизнес. Сейчас поняли, что аптек много и фармацевты таким большим спросом не пользуются. А стоматологи пользуются.
— Какие направления еще популярны у абитуриентов?
— В этом году мы хорошо набрали направление «клиническая психология». У нас существенно подрос балл.
— Дело в моде?
— В определенном смысле, возможно. Психолог может работать вообще везде. Начиная с обычного консультирования, HR, силовики. Из силовых структур нам присылают запросы на наших психологов.
Клинические психологи учатся пять с половиной лет. Когда их обучение заканчивается, они все уже по факту знают, где будут работать. Это, кстати, касается всех выпускников. У нас нет тех, кто встает на биржу труда. Медицинские специальности все востребованы.
— Где надо учиться, чтобы поступить в медуниверситет?
— Надо в первую очередь очень сильно хотеть. Можно подготовиться в любой школе, где бы она ни находилась. Как мы поступали? Был учебник Глинки по «Химии». Все решали его. Сейчас огромное количество вариантов ЕГЭ, актуальные учебники бумажные и онлайн. Но если говорить о том, что даем мы, то это подготовительные курсы и медицинские классы. Классы бесплатные, мы открываем их практически везде по запросу, оценивая квалификацию преподавателей.
Мы не тестируем детей на профпригодность. Я к этому отношусь скептически.
Вот не знаю, что было бы, протестируй меня, выпускника, на профпригодность. Я собирался поступать и в Академию нефти и газа имени Губкина, и на спортфак педуниверситета, и в училище связи, потому что играл в баскетбол. Не знаю, насколько можно все унифицировать тестами.
«У меня воскресенье, а у него болит»
— Раньше считалось, что врач, это профессия династическая. Сейчас осталось?
— Осталось и слава Богу. Хорошо, что дети идут по стопам родителей. И хорошо, когда дома говорят о своей специальности. Эти дети по идее психологически лучше готовы к тому, чтобы стать врачом.
Я и сам из семьи врачей. Отец у меня работал здесь на теоретической кафедре, а мама до ковида была заведующей инфарктным отделением. Она только в 73 года ушла на пенсию. Видел, как она работает, как постоянно на телефоне, как вовлечена в процесс. Я никогда после этого не мог сказать больному: зачем ты мне звонишь, у меня выходной. Я прекрасно понимаю, что у меня воскресенье, а у него болит. Это, в первую очередь, пример мамы.
— Но при этом в выпускном классе не знали, куда будете поступать…
— Я учился в медклассе семнадцатой школы. Варианты с училищем связи и нашего педа были, потому что я занимался баскетболом. Потом я выиграл олимпиаду в Академии нефти и газа имени Губкина. Сходил на собеседование к главному инженеру. Но тут мама употребила свой ресурс и сказала «никуда не поедешь». В результате я не смог пройти медосмотр. Мама меня всегда лечила сама, у меня не было даже медкарточки. А когда узнала про академию, отказалась помочь с карточкой.
Моя строптивость была побеждена. Я нисколько не жалею, что стал сердечно-сосудистым хирургом. И сейчас специализацию поддерживаю, но больше в научном плане. У меня уже 14 учеников: четыре доктора наук, десять кандидатов. Они все талантливые. И у них уже свои ученики. С хирургией административную работу совмещать почти нереально. Потому что когда ты прооперировал, ты должен быть с больным. Нас так учили.
— Хотите, чтобы ваши дети продолжили династию врачей?
— Дочь готовится к поступлению на следующий год. Она мотивирована, усиленно учит химию и биологию, уже есть призы на олимпиадах. Еще бы с ЕГЭ все получилось. Сын пошел в восьмой класс и тоже говорит, что хочет быть врачом.
Афера с кроватями
— Традиционно в рязанском медуниверситете обучаются иностранные студенты. Почему едут именно к нам?
— Больше двадцати пяти лет они здесь учатся. Их много в России, мы одни из лидеров. Из медицинских вузов входим в топ-10. Сейчас в вузе больше семи тысяч студентов и тысяча из них — иностранцы. Есть мнение, что у нас дешевле, чем в Европе. Но дело не в деньгах — наше образование всегда высоко котировалось. У нас хорошо: нормальный климат, достаточно толерантное общество. В университете уважают все их традиции и праздники.
— Какие специальности они чаще всего выбирают?
— Лечебное дело, стоматология, фармация. Средняя Азия традиционно выбирает педиатрию, среднее профессиональное образование. Мы прошли международную аккредитацию по фармации, и к нам быстро поехали. На следующий год планируем по клинической медицине. Мы с поддержкой областного правительства сейчас ремонтируем и реконструируем здание общежития на проезде Гоголя. Уже ребята заселяются туда, и мы уже чуть не потеряли девяносто кроватей, которые нам обещали.
— Как?
— Нас обманули и не поставили. Мы срочно искали других поставщиков. Вот вам и ответ на вопрос, где ректор и чем он занимается.
— Ищет девяносто кроватей?
— В том числе. Банальная история. Поставщик взял две цены за срочность и не поставил. Пришлось искать срочно другие. И такие ребусы приходится решать и держать руку на пульсе, потому что если не заметил, тебе потом скажут «извините». И толк нам увольнять сотрудника? Он-то себе работу найдет, а у детей испортится впечатление об университете.
Патенты — в дело
— Как вы относитесь к тому, что выпускников медвуза заманивают зарплатой и перспективами столичные клиники?
— Это не говорит о том, что невозможно насытить медицинскими кадрами регион. И далеко не все стремятся и хотят в Москву. Мы должны здесь создать условия.
Давайте поговорим о распределении после вуза. Сейчас тема поднимается. Я считаю, что распределение — это не хорошо. Специалист не мотивирован. Он будет не работать, а ждать, чтобы все побыстрее закончилось и он уехал из района. И у местных глав не появится мотивации что-то для молодых врачей сделать. Они смогут сказать «этот уехал, другой приедет». Врачи, приехавшие работать в нулевые и девяностые, жили в больницах. В больничной палате ели, спали, работали. Год-два можно, а что потом. А если семья?
Вопрос привлечения — это вопрос социально-экономического развития, формирования комфортных условий. Сейчас есть целевой набор. Он может быть хорошо прописан, продуман и реализуем, чтобы наполнить больницы мотивированными кадрами.
— Как сейчас помогаете региону в борьбе с коронавирусом?
— Да все то же самое. Продолжают работать волонтеры, студенты и сотрудники в «красных зонах». У нас закрылся колл-центр, потому что в нем нет необходимости, так как отменили режим жесткой самоизоляции. Мы затруднены в прогнозах. Где-то уже четвертая волна началась. Какая она будет?
— Но может будет так, что мы получим коллективный иммунитет и эти волны воспримем как сезонные ОРВИ?
— Скорее всего так и будет, но вопрос когда и как долго будут защищать прививки. Прочитал информацию, что «Спутник V» через полгода дает больше антител. Потому что там включается т-клеточный иммунитет и клетки памяти. Если мы сейчас продолжим совершенствование вакцин, убедим людей, что вакцинироваться и ревакцинироваться надо, тогда мы в определенной степени защитимся. И даже если этот вирус не станет существенно слабее, то мы будем в меньшей степени его воспринимать.
— За последнее время есть открытия или достижениях кафедр вуза, которыми вы гордитесь?
— Я горжусь тем, что мы немного изменили мышление преподавателей. Не нужна галерея патентов на стенке, нужно их применение. Мы сейчас работаем с Приборным заводом, Красным знаменем, некоторые стоматологические разработки внедрены в Казани. На Приборном заводе мы сделали первый опытный образец лапараскопического симулятора. Они сейчас изучают рынок, не знаю, решатся ли они на его производство. У меня нет сомнений, что это необходимо делать.
Мы не стремимся к наукометрическим показателям: не печатаемся в платных изданиях. Мы достучались до людей, у нас есть динамика и по количеству поданных статей, и по количеству высококвартильных статей. Мы в одну версию Time Higher Education зашли, нам бы попасть в итоговую мировую версию и в QS. Для этого надо поработать.
Беседовала Наталья Смольянинова
Фотографии Дмитрия Вороширина