Зал встречает его аплодисментами, а после концерта провожает овациями. Дирижер Рязанского губернаторского симфонического оркестра Сергей Оселков влюбил в себя рязанскую публику 15 лет назад профессионализмом и харизмой. Теперь постоянные зрители перед концертом между собой говорят: «Иду на Оселкова». Для тех, кто любит классику — это значит, иду слушать симфонические произведения и получать удовольствие от артистичности дирижера.

Эмоциональный, но в то же время строгий, требовательный к музыкантам и себе, но при этом говорящий о сотрудниках по-отечески, — все это сочетается в Сергее Оселкове. Редакции захотелось сделать с ним большое интервью и поговорить о музыке и личном.

Мы встречались несколько раз. Второй — в конце зимы. Первый — еще перед началом сезона. К нему готовились не только артисты — в порядок приводили филармонию. Во время интервью в здании еще пахло краской, а наша беседа проходила под аккомпанемент молотков рабочих на сцене.

Помогает интуиция

— Сергей Анатольевич, подготовительные работы в филармонии не мешают репетициям?

— Любой творческий процесс подразумевает много сопутствующих факторов: реалии вносят свои коррективы. От нас не зависит, когда идет ремонт, а когда нет.

— Как в «Служебном романе»…

— Да, я уже работаю здесь почти 15 лет и выработал некую методику планирования репетиционного графика. Если вижу, что время позволяет, стараюсь подготовить сразу несколько программ с заделом на будущее, потому что знаю: когда начнется активный сезон, будут вклиниваться какие-то дополнительные неудобства в виде арендных концертов или ремонта. Я заранее лучше отрепетирую.

— Как часто перед открытием нового сезона приходится репетировать?

— У нас есть обычный график. Это четырехчасовая общая репетиция и есть репетиции, когда музыканты остаются и репетируют по группам.

— Объясните, как формируются концертные программы

— Программа выбирается на уровне эмоций, на уровне интуиции. В первую очередь думаешь о крупной форме, симфонии, потому что она — основной костяк. Над этим больше всего размышляешь. Потом думаешь, что добавить. Выбор программы — это и простой, и сложный вопрос.

— Оркестр не существует в безвоздушном пространстве. Мы должны соблюдать традиции исполнения симфонической музыки и предоставить нашей публике полную музыкальную палитру. У симфонического оркестра должна присутствовать музыка композиторов-классиков: Моцарта, Бетховена, Гайдна, музыка стиля романтизм, музыка двадцатого века Шостаковича, Прокофьева.

Хочу многого

— Чтобы вы хотели сыграть в будущем?

— Я хочу многого, а все сыграть физически невозможно. Есть произведения, которые мне очень хочется исполнить.

— Назовите их

— «Четырнадцатая» симфония Шостаковича. Мы сыграли с нашим оркестром бОльшую часть его произведений. Остались его сочинения, которые редко исполняются. Это «Вторая» и «Третья» симфонии.

Несколько симфоний мы не можем сыграть, потому что они написаны для очень большого состава. Нам людей просто не хватает.

«Четырнадцатая» симфония написана для струнного оркестра, ударных и двух солистов. Очень интересное сочинение, оно тяжелое для восприятия, это не увеселительная музыка, там, надо думать, слушать внимательно. Певцы не каждые это споют, это очень сложно. Я надеюсь когда-нибудь воплотить свою мечту.

Вырасти до 100

— Насколько сложно попасть на работу в оркестр? Обязательно ведь нужно высшее музыкальное образование?

— Высшее музыкальное образование желательно. Есть, конечно, вундеркинды и со средним образованием, но прослушивание надо пройти всем. Давайте правде в глаза посмотрим: у нас же не столичный город. В столичных оркестрах, знаете, большие зарплаты, раньше были заграничные поездки.

Мы не голодранцы, все в порядке. Но мы региональный оркестр. У нас не хватает людей. Из-за этого мы не можем сыграть некоторые произведения, например, «Ленинградскую симфонию» Шостаковича. В его музыке, Прокофьева, Малера также важна масса звука, объем, а он создается количеством инструментов.

Много лет мы просим власти, чтобы они расширили наше штатное расписание. Сейчас по факту в оркестре 70 человек. В симфоническом оркестре должно быть не меньше 100. Грубо говоря, у нас первых скрипок сейчас 10 человек, должно быть 16. В Ярославле в штатном расписании оркестра 120 человек, это такой же провинциальный купеческий город, как Рязань.

У исполнителей должно быть время, чтобы восстановиться, особенно исполнителям на духовых инструментах.

Для кандидатов у нас особых конкурсов нет: когда нужен музыкант, начинаешь искать, звонить, писать через соцсети. Разговариваешь с ними, выбираешь, приглашаешь на прослушивание. У нас были случаи, когда нам очень нужны были музыканты, кандидаты приезжали на прослушивания, сыграли, но мы их и не взяли — не дотягивали до уровня.

Но если умеешь играть, к нам можно попасть. Я всегда говорю: хороший музыкант всегда нужен.

— Но куда вы его возьмёте, если у вас бюджетных мест нет?

— Мы сейчас выкручиваемся за счет декретных мест. Это единичные случаи, капля в море. Силами филармонии мы выкручиваемся. Один-два человека — это не проблема. Нам надо тридцать!

Опасная симфония

— Расскажите, почему вы решили исполнить «Девятую» симфонию на открытии сезона?

— Не знаю, как другие дирижеры, но я всегда относился к «Девятой симфонии» Бетховена с небольшой опаской. Приоткрою секрет: произведение непростое именно для дирижера, не для оркестра. В нем нет виртуозных партий, нет сложных ансамблевых мест, а вот слепить форму и не дать ей расползтись…

Мне помог случай. В 2022 году меня позвали в Новосибирск. У меня был запланирован там концерт с эстрадной музыкой.

И вдруг мне звонят и говорят, что концерт надо перенести с декабря на октябрь. Отвечаю, что без проблем, могу. А они продолжают: «и программа меняется. „Девятая“ Бетховена». Чувствую, что я попал. Отвечаю: «хорошо, ладно».

Я естественно начинаю готовиться, поджилки трясутся. Сравнить такое выступление можно с очень серьезным экзаменом.

Было два концерта. Психологически они дались очень непросто. Но, с другой стороны, меня так увлекла потрясающая музыка, полностью захватила. Есть музыка, которая впечатляет на уровне физиологии. Раньше, когда я слушал «Девятую» симфонию, я думал «замечательная музыка» и все.

А когда стал работать, то ощутил состояние полета, когда сто человек хора и солисты исполняют «Оду радости». Меня унесло, как на воздушном шаре. Я так вдохновился, что решил сыграть ее в Рязани.

— Несколько раз в год вы играете рок-музыку. И всегда полный зал. Это дань моде?

— Для исполнения рок-произведения не сложны, главное, чтобы играли барабаны и бас-гитара. Но работа организационная большая. Нужны синтезаторы, которых у нас нет, мы берем в аренду. Потом нужно найти ноты. И ведь не каждая популярная композиция ляжет без вокалиста. У группы Metallica, например, своеобразная музыка. Она вроде клевая, замечательная, но мелодики как таковой нет. Все завязано на тембре и дикции вокалиста. А мелодия крутится на одной-двух нотах. И с оркестром она не звучит, а есть, которые звучат. Например, у группы «Европа».

Мелодичная музыка, даже если она в рок-стиле, ложится на артистов хорошо, но организационно значительно проще подготовить симфонию Чайковского.

Детокс Вивальди

— Вы недавно создали ансамбль. Какую музыку исполняете?

— Ансамбль играет только музыку Антонио Вивальди. Большинство зрителей знают у Вивальди только «Времена года». Вернее это его самое популярное произведение. А у него очень много концертов для скрипки, для виолончели, для духовых. Они все классные.

Вивальди — композитор некрупных форм, в среднем концерты у него идут 8-10 минут. Его музыка понятная, доступная и как-то очень позитивно действующая на человека.

Это детокс. Кто-то коктейли пьет для очищения, а можно Вивальди слушать.

— Где вы выступаете?

— Были концерты в художественном музее и камерном зале филармонии. Билеты расходятся очень быстро.

— С кем из артистов вам нравится работать?

С Даниилом Спиваковским, он без высокомерия и апломба. Мы со Спиваковским много работаем и уже давно. Он предлагает литературную составляющую, я выбираю музыку. Мы всегда с ним в контакте, переписываемся. Он приезжает в день концерта и как правило у нас есть лишь одна репетиция, во время которой подстраиваемся друг под друга.

— А ваша со Спиваковским игра на сцене — это импровизация или нет? Однажды видела реакцию оркестра, мне показалось, что это все было по-настоящему.

(Смеется)

— Большинство импровизаций подготовлены. Но был один раз, был… Люблю такой движ.

Один в полном троллейбусе

— Мои друзья заочно признаются вам в любви и спрашивают, вы чувствуете поддержку зала на концертах?

— Конечно, да. Я очень благодарен. Помню прекрасно, как начинал здесь. Так получилось, что с самого начала у нас выстроилась некая теплая и почти домашняя атмосфера между оркестром и публикой. Мы старались.

— А на работе передали, что часто видят вас в общественном транспорте. Почему вы ездите не на личном автомобиле?

— У нас в семье есть автомобиль, водит супруга. У меня с детства не было желания водить машину, не интересно. Так получалось, что я всегда жил рядом с учебой, потом с работой. А супруга у меня, наоборот, любит водить, если надо, то она меня отвозит.

Пешие прогулки держат меня в форме, потому что 80% моего времени — сидячая работа в кабинете.

Вечером время позволяет: я за час дохожу от филармонии до дома, утром опаздывать нельзя. Утром я иду и когда понимаю, что до начала репетиции осталось 20 минут, сажусь в ближайший транспорт. Вечером еду, если очень устаю.

Общественный транспорт дает возможность немножко абстрагироваться, пусть это как-то звучит необычно, но в общественном транспорте можно побыть одному. В этом помогают наушники. Ты сел, надел и никого не видишь. Я хочу подчеркнуть, что езжу в автобусах или троллейбусах, в маршрутках не езжу.

Третий троллейбус я очень люблю. Вот прям здесь останавливается, рядышком [с рязанской филармонией — ред.], и я спокойно еду.

— Что слушаете в дороге?

— Все что угодно, например, радио, исторические передачи, подкасты. Хотите спросить, слушаю ли я классическую музыку? В наушниках никогда.

Свобода для дирижера

— Как вы настраиваетесь психологически на концерт?

— Никак. Стараюсь выйти на сцену легким и свободным. Я анализирую каждую репетицию, могу идти и конструировать в голове музыкальную фразу, продумывать дирижерский жест, чтобы музыкант сыграл так, как я хочу.

Для музыканта важно, чтобы дирижер не просто отбивал такт, от дирижера должна исходить свобода.

— Зрители смотрят не только на дирижера, но и на артистов оркестра. Как вы относитесь к тому, что у вашей жены в зале есть поклонники (жена Сергея Оселкова, Екатерина, — артистка группы первых скрипок — ред).

— Она мне не говорила, но я нормально отношусь.

— Возможно, она об этом даже не знала. Я видела, как ее фотографируют мужчины, сидящие в зале .

— Надеюсь, меня тоже зрители фотографируют (смеется).

В публикации использованы фотографии РЗН. инфо, Рязанской филармонии, из личного архива Сергея Оселкова.

На территории бывшего шпалозавода в Рязани началась реализация глобального проекта. На месте предприятия появятся среднеэтажные жилые дома, благоустроенная набережная, школа и детсад. Проект поддержали жители близлежащих Борок, депутаты, о нем положительно высказался губернатор Павел Малков.

Однако после начала строительства в соцсетях и ряде СМИ стали появляться вопросы, насколько застройщик ответственен с точки зрения экологии, как тщательно следит за тем, чтобы загрязненный грунт убирали и куда его вывозят.

Поговорить об этом РЗН. инфо предложил управляющему директору ГК «Зеленый сад» Андрею Оришкевичу. Вместе с ним, жителями поселка Борки, депутатами городской и областной думы представители редакции отправились на место работ, чтобы на месте посмотреть, что сейчас происходит на территории бывшего шпалозавода.

— Андрей Валерьевич, как давно начался вывоз грунта и сколько его вывезли?

— Разработка котлованов для строительства домов ведется ориентировочно 20 дней. На самом деле грунт пока не вывозится. Он складывается прямо за вашей спиной в бурты, общим объемом около 10000 кубических метров. Мы пока не вывозим грунт, потому что проводим дополнительные лабораторные исследования его на предмет опасности. Потом, соответственно, примем решение, куда именно грунт нужно вывозить.

— Вы предвосхитили мой следующий вопрос. Как раз хотела спросить, насколько грунт опасен и что уже показали исследования?

— На стадии получения разрешения строительства был разработан проект рекультивации, в ходе которого будет исследован весь земельный участок, находящийся под застройкой. Этим проектом установлено, что грунт в зоне строительства загрязнен отходами 5 и 4 класса опасности.

После уточнения объемов грунта и после того, как мы поймем, где именно загрязненный 4 класс, где именно грунт 5 класса, будет проведена выборка. Грунт вывезут на те полигоны, где его принимают.

— Расскажите, что такое 4, что такое 5 класс опасности для тех людей, кто в этом не разбирается.

— Четвертый класс опасности — это грунт, который подлежит вывозу специализированными организациями, имеющими лицензии. Пятый класс опасности — это грунты, которые могут использованы для устройства дорожного полотна, для отсыпки каких-то инженерных сооружений и для него не требуется специальных лицензий.

— Вы наверняка считали, сколько вообще грунта необходимо вывезти отсюда…

Проектом рекультивации установлен объем ориентировочно около 110000 кубических метров.

— Но опять же, точная цифра будет известна после того, как будет лабораторные исследования?

— За моей спиной котлован, мы видим ровное дно, но бывают линзы с загрязнением. Видите, вот чуть глубже выкопано, потому что здесь, очевидно, в момент производства было пролито что-то.

— Это по цвету видно?

— Да, более темный грунт, и видно по рельефу. Ежедневный отдел технического надзора ведет контроль и отмечает места, где особая загрязненность по цвету, берутся анализы.

Грунт выбирается, мы не оставляем нигде загрязненного грунта. Нам не должно быть стыдно за нашу работу.

— А куда он отправляется, кто проводит такие анализы?

Есть и в Рязани лаборатории, и в Московской области, мы пользуемся и теми, и другими для того, чтобы составить объективную картину.

— Откуда будут привозить почву, которая пойдет на грунтозамещение?

— Посмотрите, это не почва, это песок. Первая, вторая и третья очереди будут заменены песком для того, чтобы к моменту окончания строительства грунт мог спрессоваться, и мы могли на нем сделать хорошее благоустройство и асфальт. На четвертой, пятой и шестой очередях будет обыкновенный грунт. Он может быть привезенный, в том числе из наших строительных площадок и площадок других застройщиков.

— Андрей Валерьевич, мы сейчас перешли с вами в котлован третьего дома.

— Мы стоим на дне котлована и видим чистый песок. Здесь было срезано чуть более метра для того, чтобы можно было продолжить забивку свай. В момент срезки мне бы хотелось, чтобы вы увидели, что в котловане абсолютно чистый грунт. Мы стоим с вами на чистом песке, который, собственно говоря, вообще не нуждается ни в какой замене и развеивает миф о том, что территория шпалозавода на несколько метров загрязнена. Линзы бывают, нельзя сказать, что здесь все совсем хорошо, за нашими спинами видно черное вкрапление. Это все выбирается, естественно, замещается.

— Теперь мы перешли и находимся на фоне бурта, куда свозится срезанный грунт.

— За нашей спиной 2 больших бурта общим объемом каждый приблизительно по 3500 кубических метров. Это грунт сложен здесь и ожидает определения класса опасности и принятию решения о его дальнейшей судьбе, куда он будет вывезен. Это может быть вывоз на специальные площадки для хранения, он может быть переработан и с помощью химических технологий превращен в грунты для устройства дорожных одежд.

Но в любом случае весь этот грунт будет вывезен с территории перспективной застройки, здесь не останется ни одного кубического метра грунта, который был ранее в момент существования завода.

В России закончились ЕГЭ и стартовала приемная кампания. Получив результаты всех экзаменов и посчитав сумму конкурсных баллов, абитуриенты подадут документы в вузы.

Практически все рязанские выпускники, мечтающие получить высшее медицинское образование, пойдут в единственный на весь регион профильный университет. Учиться долго, сложно, но конкурс в таких вузах всегда высокий, желающих связать свою жизнь со здравоохранением много.

Ежегодно РязГМУ выпускает более 400 участковых терапевтов. Казалось бы, с такими темпами можно быстро закрыть все вакансии в городе и районах. Однако врачей в регионе не хватает.

Как заинтересовать молодых специалистов, а может надо прислушаться к депутатам Госдумы и заставить ординаторов отрабатывать обучение, куда делся коронавирус, и зачем обычным рязанцам спецкурсы врачей из медвуза. Мы искали ответы на эти вопросы вместе с ректором Рязанского государственного медицинского университета Романом Калининым.

Будут косить и убегать

— Роман Евгеньевич, в Госдуме предлагают сделать обязательным распределение молодых специалистов после вуза. Как вы считаете, эта мера решит проблему нехватки врачей на селе?

— Я против распределения, но за целевой набор. Дело в том, что правильно проведенный целевой набор убирает необходимость распределения. На последней ярмарке вакансий главврачи из районов завлекали молодых специалистов, в том числе показывая фото их будущих квартир.

Во время распределения никто об условиях для врачей задумываться не будет, хоть в палатки поселят. А специалисты в свою очередь будут убегать, будут косить, заболевать. Если нет условий, не поедут.

К модели распределения сейчас много вопросов. Это только для студентов-бюджетников? А если перевестись с платного обучения на бюджет, то надо будет отрабатывать?

В Белоруссии, насколько я знаю, распределяют всех: и бюджетников, и «платников». Но Россия в отличии от Белоруссии большая. Одно дело получить распределение в достаточно благополучную и близкую Рязанскую область, другое дело в отдаленные Еврейский автономный округ или Читу.

— А в чем достоинства целевого набора?

— Сейчас «целевики» все в распоряжении минздрава области. Нас с Александром Сергеевичем (глава регионального минздрава — прим. ред) поддержал Павел Викторович (губернатор Рязанской области — прим. ред).

Раньше «целевик» мог обучаться по договору от больницы скорой медицинской помощи, но такая практика не нужна. В БСМП участковый терапевт-целевик не нужен, так как у нее нет участков.

Теперь другая ситуация: целевой набор идет через региональный минздрав. Это верный шаг. Через шесть лет министр здравоохранения отправит врачей по городу и районам.

— А сколько у вас «целевиков»?

— «Целевиков» много. Под 80% от всех студентов. Наш университет один из лидеров среди российских вузов по показателям такого набора.

«Целевиков» всегда охотно брали и считали, что это наша миссия. Да, мы здесь рискуем падением баллов, хотя в прошлом году опередили по ним Москву и Петербург.

У нас на педиатрическом факультете в этом году в общем конкурсе будет всего три места, остальные «целевики» из Рязанской, Тульской, Липецкой, Московской и Тамбовской областей.

— И сколько потом «целевиков» пытаются сбежать?

— Не так много, потому что им тогда придется выплатить больше миллиона рублей. Сумма немаленькая. Она вычисляется, исходя из среднего тарифа за год: сейчас порядка 180 тысяч, плюс пени, штрафы…

Зачем городу 50 бригад

— Теперь давайте поговорим о кадровом голоде. Сейчас врачей не хватает не только в районах, но и в областном центре.

— Со взрослыми участковыми легче. Нам было сложно, когда люди увольнялись организованными группами во время ковида, потому что боялись. Приходилось заполнять места ординаторами. Сейчас ставки в первичном звене берут достаточно активно.

На мой взгляд, есть смысл вернуться к анализу участковой сети. Надо предложить это Александру Сергеевичу Пшенникову. Важно понять, насколько эта сеть сейчас гомогенная, когда последний раз мы меняли подходы к участкам. Может быть участки нарезаны непропорционально? Ведь есть население прописанное, а есть проживающее.

А если говорить о заполнении вакансий, то здесь выход понятен — активно привлекать тех, кто идет в ординатуру, чтобы они совмещали. И министерству здравоохранения надо активно использовать свои полномочия. Например, абитуриентов, заключивших договор с областной клинической больницей (ОКБ), нужно отправлять участковым в поликлинику на два года, а затем уже в ординатуру.

Главный врач нашей станции скорой помощи говорил, что к ним пришло порядка 80 специалистов — это и фельдшеры, и врачи. Думаю, что не все на полную ставку, но тем не менее. Они пришли, потому что минздрав выпустил временный приказ порядка допуска на скорую помощь, разрешив не проходить ординатуру или профпереподготовку, а сразу после вуза получить краткий образовательный курс и выйти на работу. И люди начали совмещать две работы.

Количество бригад скорой помощи — это философский вопрос: нужно ли нам 50 бригад на город, если они будут не загружены.

— А разве они могут быть не загружены?

— Могут. Есть пик вызовов, а есть время, когда скорые не вызывают и бригада стоит. Не надо слепо следовать нормативу.

Так вот, если возвращаться к нагрузкам участковых после университета, я убежден: если им разрешат совмещать, это поможет преодолеть дефицит кадров.

Коронавирус с нами

— Отвечая на предыдущие вопросы, вы затронули тему коронавируса. Куда он делся?

— Он здесь, с нами. Вот сейчас у моего друга температура 39 и ничего больше не болит. Но диагноз понятен. Коронавирус всегда был, просто пришел очень злой вирус, в который не все сразу поверили. Многие считали, что это фейк.

— Даже врачи?

— Конечно. Были мнения, что коронавирус — фейк и происки фармбизнеса. Многие врачи даже не сразу привились.

Я прививку сделал в августе, когда вакцина еще не была зарегистрирована. Экспериментально делал.

— Не боялись?

— Сначала боялся, а потом сел за руль и один поехал в Москву, никому ничего не сказал. Зато, вернувшись в Рязань, смело агитировал — вот он я — живой и здоровый. И действительно, у нас много врачей сделали прививку.

— Почему решились?

— Я понял, что мы не видим пока реальных средств, которые помогут врачам в борьбе с болезнью. Изоляция вряд ли победит воздушно-капельную инфекцию.

— А переболеть не легче?

— А вот тут как карты лягут. Я сам толком не понял: болел или нет. Был высоченный титр антител. И до конца пандемии оставался таким.

— Коронавирус мутирует?

— Да, как и любой вирус. Меняются штаммы. Вирус мутирует. В 2020 вирусы были достаточно злые, последующие имели большее распространение, контагиозность и меньшую интенсивность. То есть вирус был заразный, но не такой злой.

Санкций не почувствовали

— На вузе как-то отразились санкции?

— Нет. К нам продолжают переводиться ребята из Украины. Мы совершенно спокойно ведем свою экономическую и научную деятельность.

— Не возникло сложностей с получением оборудования?

— Санкции, которые наложили на наш медуниверситет, мы вообще не почувствовали. Если говорить про ограничения в отношении страны, то оборудование к нам как шло, так и идет, сильно дороже оно не стало. Некоторые реактивы пришлось заменить аналогами.

Всегда меняются условия: был ковид, были свои сложности, сейчас свои.

Кстати, мы не пересмотрели для вуза показатели активности и цитируемости в международных базах данных, которые сейчас для российских университетов закрылись. Но мы рекомендуем коллегам печататься в научных журналах, смотрим на Латинскую Америку и Китай.

Как управлять здоровьем

— Вы собирались делать курсы для обычных рязанцев. О чем будете говорить с людьми?

— Мы готовим «Школу отцов». Идея родилась совершенно случайно. Профессор Дмитриев сказал, что есть двадцать видов детского плача. Кто из отцов это знает и умеет отличать?

Мы уже сделали курс «Управляй здоровьем», по тейпированию. Будем продолжать придумывать и проводить курсы для людей, которые хотят узнать что-то новое.

Мы обязательно подготовим цикл, посвященный демографическим проблемам, будем рассказывать о семье, детях, их питании, образе жизни. И нам очень понравилось, как прошли курсы по навыкам первой помощи.

Есть предложение сделать гид по цифровым сервисам для старшего поколения, например о том, как работать на Госуслугах. Даже не знаю, куда нас еще занесет, но мы ищем темы, которые будут полезны всем.

Фотограф Василий Веревкин.

Рязанский театр драмы в конце прошлого года открылся после полуторагодовой реконструкции. У театра появился художественный руководитель, который поставил премьерный спектакль с вернувшейся в Рязань актрисой Марией Звонаревой.

О классическом репертуаре, рискованных экспериментах и требовательной рязанской публике — РЗН. Инфо поговорил с его директором Семеном Гречко.

— Семен Борисович, мы начали интервью с вами в зрительном зале театра, который только открылся после реконструкции. Какие изменения увидят люди, которые два года не были у вас в театре?

— Это первая капитальная реконструкция театра. Капитальные ремонты были, но они были локальными. Здесь кусочек, там. Чтобы глобально мы провели все отделочные и строительные работы, такого не было никогда.

Очень многое изменилось: цветовые решения стали более классическими. В фойе театра вообще были трещины по стенам. Сейчас — это дворец.

В этом году мы приступаем к первой части закупки светового и звукового оборудования. Прошли конкурсные процедуры, заключен контракт на поставку. На 2023 год областью выделены деньги, чтобы заменить покрытие сцены, его делают из специального палубного бруса. Это очень дорогостоящая работа и очень специфическая.

Театротерапия

— Раз уж мы в зрительном зале. Знаю, что в 2022 году рязанские театры, и не только рязанские, побили свои рекорды по продаже билетов.

— В эту историю мы попали на излете года, потому что осенью открылись после реконструкции, но в конце 2022 года и в 2023 году действительно небывалый спрос на посещение театра. Я недавно был на встрече директоров театров в Москве, и все об этом говорят за редким исключением. У нас сейчас 92% заполняемость зрительного зала — это аншлаг.

— На какие спектакли были моментально раскуплены билеты?

— «Доходное место» и «Двенадцатая ночь». За два месяца на «Двенадцатую ночь» уже проблема купить билеты. На «Доходное место» — за полтора.

Никто из нас не может сказать, с чем связан этот феномен. Сначала был разговор, что в кинотеатрах изменился репертуар, но сейчас понятно, что это никак не связано. Может быть зрителям надо переключиться, может посмотреть на страсти других.

Например, спектакль «Доходное место» основан на низменных страстях, «Двенадцатая ночь», наоборот — возвышенная любовь. Людям, вероятно, нужно что-то такое.

— В конце прошлого года в театре появился художественный руководитель, до этого момента вы подбирали репертуар. Я поговорила перед интервью с теми, кто увлекается театром. Они утверждают, что рязанский театр драмы экспериментальный, достаточно смелый для провинциального. Вы согласны?

— Понимаете, в чем была идея, когда мне приходилось формировать культурную повестку театра. Идея была в том, чтобы театр был разнообразный и для всех. Это достаточно сложная задача. У нас очень требовательный зритель.

— Вы сейчас серьезно говорите?

— Серьезно. Он очень театральный, ведь Москва рядом. Всегда есть возможность поехать и сопоставить. Мы слышим, что некоторые постановки сравниваются со столичными.

Я старался приглашать режиссеров, которые не совсем традиционно подходят к постановке, либо привносят какую-то особую идею. Мне казалось это будет интересно для зрителя. Поэтому у нас появился «Фауст», не совсем обычный у нас «Вишневый сад», хотя вроде поставленный в классической атмосфере, был специфичный «Король Лир».

В 2019 году, до пандемии, мы хотели, чтобы весь сезон к нам приезжали зарубежные группы и ставили произведения той страны, откуда они родом. Немцы немцев, итальянцы итальянцев. Но пандемия началась, границы закрылись, и мы выпали из процесса.

— Какие спектакли вас самого порадовали?

— Мне нравились прорывные вещи: «Фауст», «Пиноккио». Мне близок «Король Лир» и чуть меньше «Вишневый сад». Я вмешивался в процесс «Короля Лира» несколько раз, потому что Гульнара Головинская — экспериментатор, который ходит по грани, приходилось с ней договариваться. Из детского репертуара последнего времени — «Царевна Лягушка», где мы на малой сцене совместили кукол и живой план. На большую сцену мы с ним, безусловно, не пойдем: мы не конкуренты кукольному театру; но если рассматривать такую постановку, как эксперимент — для нас это прорыв.

— Вы объявили конкурс на новый дизайн награды фестиваля «Свидания на Театральной». Что прислали, что хотите увидеть?

— Есть символ фестиваля — колонна с шевроном, который мы вручаем всем участникам фестиваля. У нас возникла идея его видоизменить. Высказывать свои пожелания было бы глупо — не я выбираю победителя, а жюри. Ждем предложений: может это будет статуэтка, может другой символ.

Музыка в драме

— Расскажите о репертуаре на этот год

— В этом году у нас несколько премьер: «Кто здесь?», «Три сестры», «Баба Шанель» по пьесе Николая Коляды, естественно новогоднюю сказку. И наш фестиваль, конечно. Причем он будет продолжаться не семь дней, а восемь, с 12 ноября. Мы решили начать с воскресенья.

Новый театральный сезон откроем «Тремя сестрами». Это также постановка художественного руководителя театра. В спектакле, в двух составах, заняты 25 артистов.

Фото с репетиции спектакля «Кто здесь?»

— Из приглашенных режиссеров кто будет?

— В этом году никого. По следующему году ведем переговоры, но называть никого не буду. Сейчас очень сложно стало с переговорными процессами — количество режиссеров уменьшилось: кто-то уехал, кто-то ушел из профессии.

Художественный руководитель Борис Лагода на репетиции

— У нового художественного руководителя Бориса Лагоды музыкальная направленность. Будете вы создавать конкуренцию рязанскому музыкальному театру?

— Такой задачи не стоит. Каждый профессионал в своем деле. Драматический артист никогда не будет петь также, как артист музыкального театра. Другой вопрос, что сейчас возникла мода на более музыкальные спектакли, даже драматические. Вставки музыкальные были всегда, в сказках мы это использовали. Сейчас их становится больше в региональных театрах. В Москве такой тренд уже изжил себя.

Фото с репетиции спектакля «Кто здесь?»

Без потрясений и голых тел

— Когда вы подбирали репертуар на этот год, вы думали, что сейчас на многие спектакли смотрят иначе? Вот, например, «Служанки» театра Виктюка. Спектакль шел тридцать лет. А сейчас в Рязани устраивали одиночные пикеты, чтобы его запретить.

— Когда я определял репертуар, я думал про рязанского театрального зрителя. Понимаю, что какие-то вещи зайдут, а какие-то идеи брать нельзя. Мы не Москва, там можно поставить эксперимент, чтобы шокировать людей. У нас нет. И это хорошо. Потому что в Рязани люди идут с определенным представлением о театре.

— Я сейчас не говорю о творческих экспериментах, а о тех спектаклях, которые идут давно.

— Слава богу, к нам не было претензий по содержанию спектаклей или по форме. То, что сейчас люди стали более пристально смотреть, что привозят, как мы воспитываем свою молодежь, в этом есть и плюсы, и минусы. Иногда я поддерживаю новые идеи, в некоторых случаях вижу, что это перебор. Главное, чтобы мы не дошли до отрицания своей культуры.

— Поясните, что вы имеете ввиду

— Самый яркий пример с «Лолитой» Набокова. Может быть не надо, чтобы подростки читали произведение, но оно в нашей литературе должно быть. И это я говорю как консерватор. Для меня раздевания на сцене…

А как же «Фауст»?-Вы даже не представляете, через что мы прошли с «Фаустом». Меня уговаривал весь состав спектакля вместе с режиссером, что эта сцена должна быть (смеется). У нас есть еще один спектакль — «Шинель-Пальто». Там есть момент, когда в темноте пробегает голый мужчина. Если честно говорить, то он не совсем голый, но по сути он должен быть голым. Меня на репетиции отвлекали в этот момент.

Дело не в моих моральных принципах. По моему мнению, голое тело на сцене не эстетично. Режиссер Кац говорит про обнаженные тела на сцене, что нужно суметь одетому артисту сыграть так, чтобы все поняли, что он обнаженный.

Зарплата и мечты директора

— А правда что вы перекупали актеров из других театров?

— Мы не то, что перекупали, мы переманивали (смеется). Это нормальная практика в театральном мире… Если говорить про Валеру Рыжкова, то он все же сам перешел, просто я не отказался. Последнее приобретение у нас было из владимирского театра — мы взяли пару. Я считаю, что это действительно приобретение, потому что оба артиста Денис Чистяков и Настя Сылка очень сильные. История с их переходом длилась три года.

— Для актеров непросто попасть в рязанский театр драмы?

— Очень непросто. Мы рядом с Москвой, и коллектив наш довольно известный. Кроме этого — награды и внимание критики выдвинули наш театр на достойные позиции в российском театральном искусстве.

У нас в стране есть неплохие учебные заведения в Саратове, Ярославле, многие ребята из Красноярска хотят попасть в центр России на работу. Резюме приходят почти каждый день. У рязанского артиста и зарплата хорошая, и занятость высокая.

— Хорошая — это какая?

— По прошлому году могу сказать, что средняя зарплата у артиста — 62 тысячи. Для театров — это очень хорошо. В соседних регионах у артистов зарплата не достигает 40-45 тысяч. Я знаю регионы, в которых артисты получали до недавнего времени минималку.

— К вам в театр вернулась Мария Звонарева. Какие планы у вас по сотрудничеству?

— Возвращение длилось несколько лет. Мы каждый год с ней разговаривали. Я очень рад, что Маша вернулась. Сейчас она занята практически во всех новых постановках: «Кто здесь?», «Три сестры». Мне бы очень хотелось, чтобы она с супругом Олегом Пичугиным сделала какую-то совместную работу. Это моя мечта. Хотя определять будут они и художественный руководитель.

— Хорошее название для спектакля — «Мечты директора»…

— Для репертуарной программы (смеется).

Фото Дмитрия Вороширина

Редакция РЗН. Инфо обратилась к и. о. ректора РГУ Игорю Мурогу с просьбой прокомментировать назначение на пост и свои первые шаги на посту ректора. Ранее в СМИ прошла информация, что новый ректор уволил своих замов, стоит с секундомером на входе перед парами, требует от студентов носить сменную обувь и организовал линейки с поднятием флага.

— Для рязанцев ваше назначение было неожиданностью, а для вас?

— Я человек командный. Сегодня региону надо иметь сильные и привлекательные вузы. Команда, которая пришла с губернатором, понимает, какими они должны быть, какие должны быть в них специалисты. Мне было предложено, как человеку с определенным опытом руководства военными и гражданскими вузами, реализовать эту задачу. Моя кандидатура была согласована с руководством региона и министерством образования.

— Как именно стоит задача?

— Задача стоит сделать из РГУ имени Есенина сильный, привлекательный, востребованный вуз, которым будет гордиться область, родители будут уверены, что в вузе дают фундаментальное образование, а студенты станут востребованы на рынке труда. Мне это удалось сделать в политехническом институте. РГУ в своей основе готовит учителей. Однако необходимо повысить качество подготовки и способствовать закреплению их в регионе. Мы должны поднять престиж профессии. Я уверен, что коллектив РГУ способен решить эту задачу.

— То есть вы не собираетесь менять кадры?

— Мне важно, чтобы все, кто есть в команде, работали и предлагали пути выхода на новый этап развития. Никакой команды я пока не привожу и цели такой нет. Я беседую с каждым сотрудником, с каждым руководителем на месте.

— В ряде СМИ появилась информация, что ваши заместители написали заявление об уходе. Это так?

— Проректоры подписывают договор с ректором. Был ректор Сулица. С ним подписали договоры проректоры. У Сулицы 29 ноября закончились полномочия. Автоматически договоры с проректорами расторгли. Меня сегодня устраивают все, кто работал до меня. Все работают, ни один человек заявление не написал. Я пока доволен результатом. По крайней мере, меня быстро ввели в курс дела. Теперь у нас стоит другая и самая важная задача: я всегда считал и считаю, что номер один в университете — это студент.

На студента должны работать все: начиная от уборщицы и заканчивая ректором. Мы должны сделать все, чтобы студент был обеспечен современной материально-технической базой, он должен быть накормлен, помещения должны отвечать всем санитарным нормам. Наш студент должен быть активной творческой и спортивной личностью, заниматься наукой. Такого специалиста мы должны подготовить. Все начинания студентов мною воспринимаются как приказ от них мне. Я с ними много общаюсь, их понимаю, я на их волне и сам многому учусь.

— Правда, что вы встречаете студентов с секундомером перед парами?

— Приходите в университет, посмотрите, как организован пропускной режим. Секундомер — не моя тема. С секундомером может стоять преподаватель физической культуры на стадионе, на беговой дорожке.

— Откуда появились сообщения про сменную обувь?

— Возможно, с того, что в политехническом институте эта традиция существует уже пять лет. Когда на улице грязь, студенты или переобуваются, или получают на вахте бахилы. Когда обычная погода, никто там никогда не переобувался. В РГУ этой задачи не стояло и не стоит. Нам пока надо навести элементарный порядок в помещениях и учебных аудиториях.

— Какой порядок надо навести?

— Обычный. Все вымыть, вычистить, расставить на свои места и попытаться запустить компьютерные классы. Сегодня программы начинают работать через 30 минут после запуска компьютеров. А в некоторых аудиториях температура настолько низкая, что студенты сидят в одежде. Студент в РГУ должен чувствовать себя как дома.

— Расскажите про линейку с флагом.

— Флаг России мы будем поднимать. Но поднимать его будут те, у кого это в сердце. Сейчас гибнут люди, такие же пацаны и девчонки. Патриотика для меня важна. Если мы, наш коллектив, воспитаем патриотов, такие студенты будут и учиться хорошо, и наукой заниматься, и будут гражданами Российской Федерации. А поднимать флаг — хочешь или не хочешь, это твое дело. Никто никого не собирается обязывать участвовать в церемонии поднятия флага. Пришел — молодец, не пришел — значит, не готов еще.

— Как вы считаете, почему такая информация вообще появилась?

— Никто из корреспондентов ко мне не приходил. Приходите и посмотрите.

Беседовала Наталья Смольянинова

Фото Дмитрия Вороширина

В России из-за очередной волны коронавируса снова отменяют развлекательные мероприятия, запрещают без qr-кодов посещать рестораны, бассейны и спортзалы. Снова единственным местом, где человек чувствует себя в безопасности, становится его дом или квартира.

После первого локдауна россияне пересмотрели свое отношение к загородной недвижимости, по-другому они стали выбирать квартиры. Мир перевернулся, как бы громко это не звучало.

За каким жильем будущее, когда закончится бум на загородную недвижимость, что делать со старыми домами в центре Рязани, готов ли бизнес развивать городскую инфраструктуру, — на вопросы РЗН. инфо ответил основатель девелоперской компании «МАРМАКС» Юрий Юров.

Тренд на долгие годы

— Наша первая с вами встреча прошла в коттеджном поселке. Как вы считаете, будущее за частными домами?

— Сейчас два тренда. Во всем мире люди начали уезжать за город, спрос на загородную недвижимость увеличился.

Второй тренд — люди в городах стали задумываться, что им нужны большие пространства, увеличенный метраж. И снова появился запрос на балконы и открытые террасы. Во многих городах сейчас ограничили свободу передвижения, поэтому стала востребована инфраструктура, которая расположена в шаговой доступности.

На мой взгляд, произошел титанический сдвиг в сознании. Даже когда история с коронавирусом закончится, то она останется в памяти людей, которым сейчас 25-40 лет. Они будут стараться себя обезопасить от повторения такой ситуации.

— Вы поменяли свое видение строительства загородного жилья с приходом коронавируса?

— Так совпало, что мы занимались строительством загородного жилья на протяжении пяти лет, поэтому у нас в идеологии компании кардинально ничего не поменялось. Мы понимали, что с возрастом люди хотят жить ближе к природе, при всей любви к мегаполисам и городской среде. Это естественная потребность. Поэтому мы должны дать такую возможность, создавая качественное загородное жилье.

Жилье повышенной открытости

— Строительство в городской черте для вас отходит на второй план?

— У нас есть проекты, где мы предусмотрели большое количество открытых зон: террасы либо большие балконы. Эти идеи мы пока даже не анонсировали. Проектирование уже было на финише, когда началась пандемия. Коронавирус только подтвердил правильно выбранные решения.

Открытые пространства — это не дешевые решения, если делать их качественно. Многие застройщики поэтому от них уходили. Например, на протяжении долгих лет люди пытались застеклить балконы и лоджии.

В момент, когда начался коронавирус, мы работали над очень большим проектом, где у нас было много открытых пространств и террас, которые мы делали совместно с голландским архитектурным бюро и мы поняли, что попали в точку.

Памятникам- новую жизнь

 — Вопрос, с которого хотела начать интервью: как вы оцениваете сегодняшний облик Рязани?

 — Если Рязань сравнивать с другими городами, у нее есть свой облик, есть своя ДНК.

Мы в компании все перфекционисты. Смотрим на все критично. Нам хочется сделать лучше. У города есть исторический центр, хорошие объекты, которые надо сохранить. Я думаю, что застройщики это понимают, и мы придем к тому, что у города появится какое-то новое лицо, которое будет соответствовать нашему времени.

— Какая улица Рязани сейчас в наибольшей степени соответствует нашему времени?

— Это провокационный вопрос (улыбается).

— Если вернуться к деревянной Рязани, у нас остались улицы, на которых есть дома. Что с ними делать?

— У меня есть очень четкое понимание относительно исторического контекста. Мы изучали, как это происходит в развитых странах, как это происходит на сегодняшний день в Москве и как это должно произойти у нас.

Если мы говорим об исторической застройке, то часть ее должна остаться. Надо сохранить то, что можно сохранить и то, что представляет историческую ценность. Иногда из-за одного элемента на оконном проеме пытаются спасти или уберечь от сноса старый барак.

Надо очень четко отобрать объекты, представляющие культурно-историческую ценность. Это серьезные ресурсы. В первую очередь, это ресурсы федерального и муниципального бюджетов. Это чаще всего не инвестор. Второй момент. Чтобы историческая застройка жила и существовала, ей нужно придать новую жизнь. Она не может существовать как памятник. Люди должны этой ценностью пользоваться. Так не работает: мы сделали музей из этого дома и сюда сейчас все ходят по билетам.

— Как же тогда?

Способ только один — это реконструкция и придание новой жизни. В Москве достаточно давно запущена программа, по которой отдают памятник за один рубль. Инвестор его восстанавливает. Памятник получает жизнь, он становится офисом, рестораном, кафе. Чем угодно. Он начинает жить в новом контексте. Другого механизма в мире не придумано.

Есть и другая проблема. Не все инвесторы идут и берут себе такие объекты. Потому что объекты находятся, мягко говоря, не в очень хорошем состоянии.

Невозможно сохранить огромное количество объектов. Надо понять, что вот эти, например, пятьдесят зданий в центре города являются важными для сохранения истории и с этими пятьюдесятью зданиями работать.

С точки зрения привлечения инвесторов, это вопрос прозрачности игры. То есть инвесторы готовы прийти, если будет выгода.

— А вы готовы быть таким инвестором? Взять дом, реконструировать его. Хотя бы в теории

— На сегодняшний день не готовы. Мы готовы строить в исторической среде, вписываться в исторический контекст. Нам не безразлично, как будет выглядеть центр.

Мы категорически не хотели бы заниматься с нуля строительством зданий под старину. Нельзя строить старое сегодня, жить вчерашним днем. Каждое здание должно соответствовать своему времени, сегодняшним материалам и запросам. Но вписаться в исторический контекст это было бы интересно.

— И все же почему? Мы же опять возвращаемся к тому, что реконструкция — это в большей степени благотворительность

У нашей компании другой профиль. Если бы мы занимались, предположим, ресторанами, то мы бы взялись. Есть же у нас достойные примеры. Ресторан «Парк», например. Это очень хороший пример.

— Только единичный

— Почему? Есть ликеро-водочный завод на улице Павлова. Объекту придали новую жизнь, и он снова востребован и красив.

Голландское доказательство

— Назовите главные ошибки рязанских застройщиков

— Должен быть единый план развития города. Сейчас власть этим занимается, а в 2000-х годах момент был упущен. Должна быть некая дорожная карта, как город будет развиваться. То есть не должно быть хаотичной застройки.

Рязань на сегодняшний день по высотности входит в топ-5 городов России. Конечно, ситуация не здоровая. Строим по 25 этажей, при этом нельзя, сказать, что остро не хватает земли. Плюс это не комфортно для жителей. Пройдет время, когда люди поживут в этих домах и все поймут. Голландцы уже давно доказали, что в подъезде должно быть не более 50-70 квартир.

— Это сколько этажей?

— Не важно, сколько этажей. Если у вас больше 70 квартир, то это сказывается на психо-эмоциональном состоянии. Раньше были стандартные девятиэтажки, четыре квартиры на этаже.

Смотрите: есть некое сообщество, с которым вы каждое утро здороваетесь. При таком количестве людей вы можете спросить «как дела» и поймете, чем живут эти люди. Присутствует некое добрососедство.

Как только вы заходите за цифру 50-70 квартир, у вас начинается высокая миграция в подъезде. Вы продолжаете у лифта здороваться, но в принципе, вам сложно завести с ними диалог. Вы теряете коммуникабельность. И востребованное добрососедство.

Дом начинается не с квартиры. А со двора, когда вы только начинаете подходить, вы видите знакомых людей, именно в этот момент вы оказываетесь дома, а не когда вы пересекли дверь квартиры или подъезда.

Для европейцев важна сомасштабность проекта. Это ощущение человека относительно зданий вокруг. Приведу пример. Попадаете на улицу Почтовую, там здания в два-три этажа. Очень комфортно. Больше 50% занимает визуальный мир, остальные — земля и здания вокруг вас. Вы об этом не думаете, но вам крайне комфортно, потому что нет нависающих со всех сторон зданий. Если вы попадаете в район, где вокруг здания в 25 этажей и нет световых окон, то, конечно же, в этот момент не комфортно.

— То есть вы против «человейников»?

— Против. Однако высотное строительство — важны для города. В Европе четко руководствуются этим правилом. Должны быть высокие доминанты, это важный элемент современного города. Но здесь я не говорю про массовую застройку.

Незаметные частички комфорта

 — То есть вы не считаете, что за высотками будущее?

— Есть две теории. Я считаю, что однозначно плотность застройки в центре города не должна быть низкой. Город считается эффективным, когда работает круглосуточно, когда все объекты проживают круглосуточную жизнь.

Когда утром все уехали из спальных районов, а вечером туда вернулись, соответственно город живет днем, а ночью он спит.

Есть такое понятие, как социальный контроль. Вы когда приезжаете в спальный район, идете по нему вечером, вам страшно. Испытывали когда-нибудь такое ощущение?

— Когда фонари не горят, особенно

— А когда идете по центру города, вам комфортно. Вокруг рестораны и кафе, горит свет. Вы находитесь в поле зрения других людей. Вы их видите, а они вас. И есть ощущение, что вы не одни. В спальном районе эта функция очень сильно уменьшается.

— Важно ли какая плитка рядом с домом, какое дерево посажено?

— Это все очень важно. Это и есть среда. В Рязани есть улицы, на которых хочется находиться, на которых вам комфортно. Среда формируется из разных мелочей. Например, провода на улице. Вы же даже не думаете об этом, что вам комфортно, потому что нет проводов.

Плитка — гиперважный элемент. Какая она, как уложена и как будет стареть. Рязанские застройщики к этому только приходят.

 — Опыт каких стран или городов вам кажется удачным в застройке?

— США с точки зрения жизни за городом. У Америки самый большой опыт в мире, который нужно использовать.

Мегаполисы — это Амстердам, Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Чикаго. На Манхеттене самая дорогая недвижимость в мире. Там собирают лучших дизайнеров и архитекторов.

Для рязанских застройщиков основной вызов заключается в том, что они хотят построить современную архитектуру, наполнить ее передовыми технологиями, все сделать, как на том же Манхеттене, но при этом обеспечить стоимость жилья в тысячу долларов за квадратный метр.

Беседовала Наталья Смольянинова

Об участии Ирады Зейналовой в форуме «Дни международного бизнеса» говорили с момента начала подготовки мероприятия. Организаторы надеялись, что известная журналистка и ведущая примет их приглашение и приедет вести пленарную часть форума.

Эксперты отрасли, которые планировали выступить на форуме — губернатор Рязанской области, полномочные послы африканских стран, представители российского и иностранного бизнес-сообщества. От модератора ждали не просто хорошо поставленной речи и понимания темы форума. Ведущим должен быть человек, имеющий личный опыт в политике, эксперт в экономике, и при этом модератор должен помочь раскрыться выступающим на сцене.

Ведущая аналитической программы, академик конкурса «Тэфи» Ирада Зейналова стала модератором пленарного заседания и, как потом призналась Ирада, согласилась далеко не сразу. Ведущая ее уровня должна быть уверенной, в что участвует в мероприятии важном и полезном, а не проводимом для галочки. Проанализировав вопросы форума, Ирада Зейналова подтвердила приезд.

22 сентября на заседании форума с первых секунд стало понятно, что ведущая настроена по-деловому и готова поддерживать динамичный формат мероприятия. Быстрым шагом она вошла на сцену и, поблагодарив за приглашение, предложила экспертам обойтись без прелюдий, сразу перейти к сути встречи.

«Мы говорим о бизнесе, а бизнес не терпит временных длиннот», — начала заседание Зейналова.

«Нам есть что обсудить по итогу прошедших круглых столов. Здесь все практики, здесь все хотят ускорить время и все хотят строить будущее. После того, как был проведен форум „Россия-Африка“ в присутствии Владимира Путина и лидеров африканских стран, после того, как прошел ШОС в Душанбе, где тоже говорилось о стратегиях развития рынка и об увеличении экспорта между государствами, нам есть, что обсудить».

Сразу после этих слов Ирада Зейналова обратилась к Николаю Любимову.

«Вы выходите на рынок, который в принципе достаточно сложный. Вы предлагаете интегрироваться в несвободный рынок Африки и достаточно развитый уже без нас рынок Центральной Азии. Это вызов. И тем не менее вы к этому готовы», — отметила Зейналова.

«Я знаю, что вы один из авторов идеи русского экономического чуда. Мы все в эту идею верим. Я знаю, сколько всего вы сделали в Калуге и Калужской области. Я знаю, сколько сделано в Рязани с точки зрения бесшовного делопроизводства, клиентоориентированного документооборота, все что вы делаете для экспорта из Рязанской области», — продолжила ведущая и попросила губернатора «убедить сейчас, почему Рязань должна стать одним из лидеров российского несырьевого экспорта».

Ирада Зейналова вела мероприятие в хорошо знакомом ее поклонникам напористом стиле: четкие мысли, короткие фразы. Темп пленарному заседанию она задала с первых минут. (РЗН. Инфо вел прямую текстовую трансляцию с форума. Посмотреть ее можно здесь).

Зал после такого вступления зааплодировал, и приветствовал первого выступающего — губернатора Рязанской области. Глава региона пояснил, как отвечает область на вызов, что сделано и планы на ближайшее время.

Например, уже есть результат в цифрах. Объем экспорта области увеличился в полтора раза. Есть товары, по которым рязанцы лидируют в мировом экспорте. У нашего региона уже с начала года появились новые торговые партнеры. Рязанцы открыли первый шоу-рум в формате В2 В в Алмате, а в первой декаде ноября он переедет в Ташкент. В нем представлены товары, которые начали поставлять на экспорт — термостаты, оборудование для кондитерской промышленности, поликарбонаты, ферменты и ферментные препараты, кондиционеры, электрогенераторные установки.

После выступления Любимова, Ирада Зейналова спросила посла Узбекистана, какие точки соприкосновения он видит для налаживания контакта между его страной и Рязанской областью. Посол подробно рассказал о том, что сейчас Узбекистан ведет либеральную политику в отношении международных бизнес-контактов. Вариантов множество, например, в образовании.

«Получается, что у России есть друг, который готов нас принять и нас давно нас ждет», — подытожила выступление посла модератор.

Потом к трибуне выходили африканские послы Кении, Уганды, Эфиопии. Каждого из них Ирада Зейналова своими вопросами выводила на тему конкретных действий и проектов, в которых могут участвовать российские, и, в частности, рязанские предприниматели, чтобы работать на рынке Африки.

Ирада Зейналова настолько глубоко погрузилась в вопрос и изучила историю Рязанского региона, что в беседе с послом Кении провела параллель между любви к независимости Кении и Рязанью.

Послы, в свою очередь, признавались если не в любви, то в теплом отношении к России и желании сотрудничать в образовательных проектах, также они заинтересованы в производстве медикаментов и вакцин.

О еще одном направлении бизнеса, который необходим африканскому континенту, напомнила сама Ирада Зейналова. Посла Уганды она спросила о перспективах рязанских производителей стройматериалов, так как на родине выступающего разворачивается большой инфраструктурный проект.

«Нам есть, что предложить странам Азии и Африки», — отметила Ирада Зейналова в конце заседания. А губернатор подтвердил ее слова, рассказав в своем итоговом выступлении о серьезных возможностях прихода на зарубежный рынок.

«Мы научились оказывать поддержку экспортерам, которые хотят развиваться и выходить на новые рынки со своей продукцией. Давайте расширять партнерство и сотрудничество», — сказал губернатор.

После пленарного заседания Ирада Зейналова, попрощавшись с экспертами, также стремительно, как взлетела на сцену в Рязани, уехала обратно в столицу. Успев в кулуарах добавить, что кроме высокого уровня организации самого форума она увидела по-настоящему заинтересованные лица людей в зале. А это, как известно, может и субъективная, но самая лучшая оценка прошедшему событию от известной телеведущей.

О работе врачей последние два года в СМИ говорят чаще всего. Коронавирус стал испытанием, но с другой стороны он показал, что в регионах есть тысячи врачей и медсестер, готовых на износ трудиться в «красных зонах». Заговорили и о врачебном подвиге — в этом слове уже не было пафоса, потому что многие из медиков жили в больницах, месяцами не видя свои семьи.

В регионе врачей готовит медицинский университет имени Павлова. Конкурс туда, впрочем как и во многие медицинские вузы, высок.

В 2020 году РязГМУ по версии британского агентства Time Higher Education занял четвертое место среди 47 российских медвузов. Редакции РЗН. инфо стало интересно, какие сейчас специальности популярны в вузе, почему к нам едут учиться иностранцы, сохранилось ли понятие медицинской династии. Эти вопросы главный редактор Наталья Смольянинова задала ректору Рязанского медицинского университета имени Павлова Роману Калинину.

210 баллов и ты — студент

— Роман Евгеньевич, у меня представление о том, как люди учатся в медуниверситете такое: тяжело поступить, сложно учиться, при этом учишься полжизни. А потом думаешь, идти в бюджетную больницу, частную клинику или остаться в институте.

— Между тем в вузах минздрава нет недобора, все места расхватываются. И помимо комплекта бюджетного, мы набираем вне бюджета причем с хорошим баллом.

Ребятам выбирать сложнее, чем 20 лет назад, когда я окончил вуз. Предложений на рынке труда много, зарплата кардинально изменилась. Выпускник хочет получать не 20-30 тысяч, а 50-100 тысяч. Это нормально. Люди хотят комфорта.

Частная медицина развивается активно, она становится конкурентной, выходит на рынки ОМС и ее начинают выбирать.

— А отношение к врачам поменялось?

— С одной стороны, образ врача перестал быть сакральным, с другой, судя по обращениям в минздрав, от врача ждут самого лучшего отношения, самой лучшей работы, ждут чуда.

— Конкурс в медуниверситет стандартно высок. У меня есть цифры 2020 года: для поступления на самую распространенную специальность «Лечебное дело» в общем конкурсе нужно было набрать 270 баллов. На специальность «Стоматология» в общем конкурсе 272 балла. В этом году похожая картина?

— Да, похожая. 270 — это три по девяносто. Балл запредельный. Но в этом году у нас увеличилось количество бюджетных мест за счет государства и за счет того, что мы немного сократили целевой набор.

В этом году абитуриенту для поступления надо было иметь в среднем 210 баллов. Самый низкий балл был на педиатрии — 163, но мы не стали поднимать — педиатры очень нужны. И к ЕГЭ мы относимся очень спокойно. Мы не ратуем, что его надо отменить или переделать. Наша задача: когда учатся у нас, мотивировать в процессе.

Ребята со средним баллом идут в институт с опаской. Но при определенной прилежности они вполне могут быть успешными. С первого сентября все начинается заново.

— Традиционно из года в год много желающих учиться на стоматолога. Стоматологов не хватает?

— Хватает. Люди, скорее всего, хотят хорошо зарабатывать, понимая, что стоматологические услуги высокого качества, сопряженные с высокими технологиями, стоят дорого. Вы посмотрите на проходные баллы. Они высокие.

В нулевые года в приоритете были фармацевты. Все хотели работать в аптеках и сделать свой бизнес. Сейчас поняли, что аптек много и фармацевты таким большим спросом не пользуются. А стоматологи пользуются.

— Какие направления еще популярны у абитуриентов?

— В этом году мы хорошо набрали направление «клиническая психология». У нас существенно подрос балл.

— Дело в моде?

— В определенном смысле, возможно. Психолог может работать вообще везде. Начиная с обычного консультирования, HR, силовики. Из силовых структур нам присылают запросы на наших психологов.

Клинические психологи учатся пять с половиной лет. Когда их обучение заканчивается, они все уже по факту знают, где будут работать. Это, кстати, касается всех выпускников. У нас нет тех, кто встает на биржу труда. Медицинские специальности все востребованы.

— Где надо учиться, чтобы поступить в медуниверситет?

— Надо в первую очередь очень сильно хотеть. Можно подготовиться в любой школе, где бы она ни находилась. Как мы поступали? Был учебник Глинки по «Химии». Все решали его. Сейчас огромное количество вариантов ЕГЭ, актуальные учебники бумажные и онлайн. Но если говорить о том, что даем мы, то это подготовительные курсы и медицинские классы. Классы бесплатные, мы открываем их практически везде по запросу, оценивая квалификацию преподавателей.

Мы не тестируем детей на профпригодность. Я к этому отношусь скептически.

Вот не знаю, что было бы, протестируй меня, выпускника, на профпригодность. Я собирался поступать и в Академию нефти и газа имени Губкина, и на спортфак педуниверситета, и в училище связи, потому что играл в баскетбол. Не знаю, насколько можно все унифицировать тестами.

«У меня воскресенье, а у него болит»

— Раньше считалось, что врач, это профессия династическая. Сейчас осталось?

— Осталось и слава Богу. Хорошо, что дети идут по стопам родителей. И хорошо, когда дома говорят о своей специальности. Эти дети по идее психологически лучше готовы к тому, чтобы стать врачом.

Я и сам из семьи врачей. Отец у меня работал здесь на теоретической кафедре, а мама до ковида была заведующей инфарктным отделением. Она только в 73 года ушла на пенсию. Видел, как она работает, как постоянно на телефоне, как вовлечена в процесс. Я никогда после этого не мог сказать больному: зачем ты мне звонишь, у меня выходной. Я прекрасно понимаю, что у меня воскресенье, а у него болит. Это, в первую очередь, пример мамы.

— Но при этом в выпускном классе не знали, куда будете поступать…

— Я учился в медклассе семнадцатой школы. Варианты с училищем связи и нашего педа были, потому что я занимался баскетболом. Потом я выиграл олимпиаду в Академии нефти и газа имени Губкина. Сходил на собеседование к главному инженеру. Но тут мама употребила свой ресурс и сказала «никуда не поедешь». В результате я не смог пройти медосмотр. Мама меня всегда лечила сама, у меня не было даже медкарточки. А когда узнала про академию, отказалась помочь с карточкой.

Моя строптивость была побеждена. Я нисколько не жалею, что стал сердечно-сосудистым хирургом. И сейчас специализацию поддерживаю, но больше в научном плане. У меня уже 14 учеников: четыре доктора наук, десять кандидатов. Они все талантливые. И у них уже свои ученики. С хирургией административную работу совмещать почти нереально. Потому что когда ты прооперировал, ты должен быть с больным. Нас так учили.

— Хотите, чтобы ваши дети продолжили династию врачей?

— Дочь готовится к поступлению на следующий год. Она мотивирована, усиленно учит химию и биологию, уже есть призы на олимпиадах. Еще бы с ЕГЭ все получилось. Сын пошел в восьмой класс и тоже говорит, что хочет быть врачом.

Афера с кроватями

— Традиционно в рязанском медуниверситете обучаются иностранные студенты. Почему едут именно к нам?

— Больше двадцати пяти лет они здесь учатся. Их много в России, мы одни из лидеров. Из медицинских вузов входим в топ-10. Сейчас в вузе больше семи тысяч студентов и тысяча из них — иностранцы. Есть мнение, что у нас дешевле, чем в Европе. Но дело не в деньгах — наше образование всегда высоко котировалось. У нас хорошо: нормальный климат, достаточно толерантное общество. В университете уважают все их традиции и праздники.

— Какие специальности они чаще всего выбирают?

— Лечебное дело, стоматология, фармация. Средняя Азия традиционно выбирает педиатрию, среднее профессиональное образование. Мы прошли международную аккредитацию по фармации, и к нам быстро поехали. На следующий год планируем по клинической медицине. Мы с поддержкой областного правительства сейчас ремонтируем и реконструируем здание общежития на проезде Гоголя. Уже ребята заселяются туда, и мы уже чуть не потеряли девяносто кроватей, которые нам обещали.

— Как?

— Нас обманули и не поставили. Мы срочно искали других поставщиков. Вот вам и ответ на вопрос, где ректор и чем он занимается.

— Ищет девяносто кроватей?

— В том числе. Банальная история. Поставщик взял две цены за срочность и не поставил. Пришлось искать срочно другие. И такие ребусы приходится решать и держать руку на пульсе, потому что если не заметил, тебе потом скажут «извините». И толк нам увольнять сотрудника? Он-то себе работу найдет, а у детей испортится впечатление об университете.

Патенты — в дело

— Как вы относитесь к тому, что выпускников медвуза заманивают зарплатой и перспективами столичные клиники?

— Это не говорит о том, что невозможно насытить медицинскими кадрами регион. И далеко не все стремятся и хотят в Москву. Мы должны здесь создать условия.

Давайте поговорим о распределении после вуза. Сейчас тема поднимается. Я считаю, что распределение — это не хорошо. Специалист не мотивирован. Он будет не работать, а ждать, чтобы все побыстрее закончилось и он уехал из района. И у местных глав не появится мотивации что-то для молодых врачей сделать. Они смогут сказать «этот уехал, другой приедет». Врачи, приехавшие работать в нулевые и девяностые, жили в больницах. В больничной палате ели, спали, работали. Год-два можно, а что потом. А если семья?

Вопрос привлечения — это вопрос социально-экономического развития, формирования комфортных условий. Сейчас есть целевой набор. Он может быть хорошо прописан, продуман и реализуем, чтобы наполнить больницы мотивированными кадрами.

— Как сейчас помогаете региону в борьбе с коронавирусом?

— Да все то же самое. Продолжают работать волонтеры, студенты и сотрудники в «красных зонах». У нас закрылся колл-центр, потому что в нем нет необходимости, так как отменили режим жесткой самоизоляции. Мы затруднены в прогнозах. Где-то уже четвертая волна началась. Какая она будет?

— Но может будет так, что мы получим коллективный иммунитет и эти волны воспримем как сезонные ОРВИ?

— Скорее всего так и будет, но вопрос когда и как долго будут защищать прививки. Прочитал информацию, что «Спутник V» через полгода дает больше антител. Потому что там включается т-клеточный иммунитет и клетки памяти. Если мы сейчас продолжим совершенствование вакцин, убедим людей, что вакцинироваться и ревакцинироваться надо, тогда мы в определенной степени защитимся. И даже если этот вирус не станет существенно слабее, то мы будем в меньшей степени его воспринимать.

— За последнее время есть открытия или достижениях кафедр вуза, которыми вы гордитесь?

— Я горжусь тем, что мы немного изменили мышление преподавателей. Не нужна галерея патентов на стенке, нужно их применение. Мы сейчас работаем с Приборным заводом, Красным знаменем, некоторые стоматологические разработки внедрены в Казани. На Приборном заводе мы сделали первый опытный образец лапараскопического симулятора. Они сейчас изучают рынок, не знаю, решатся ли они на его производство. У меня нет сомнений, что это необходимо делать.

Мы не стремимся к наукометрическим показателям: не печатаемся в платных изданиях. Мы достучались до людей, у нас есть динамика и по количеству поданных статей, и по количеству высококвартильных статей. Мы в одну версию Time Higher Education зашли, нам бы попасть в итоговую мировую версию и в QS. Для этого надо поработать.

Беседовала Наталья Смольянинова

Фотографии Дмитрия Вороширина

Поводом для встречи с председателем Рязанской областной думы Аркадием Фоминым послужило окончание весенней сессии. В беседе с главными редакторами РЗН. инфо Натальей Смольяниновой и 7info Надеждой Майоровой глава заксобрания обсудил самые значимые законы, принятые в этом году, рассказал, почему работающим в парках подрядчикам надо помочь, а не ругать. Аркадий Фомин объяснил, почему верит в вакцинацию и как, на его взгляд, поддержать региональный внутренний туризм.

О Госдуме

— Почему не пошли в Госдуму?

— Я прошел непростую кампанию в качестве кандидата-одномандатника. Встречался с большим количеством людей, получал наказы, сформировал программу. Округ, по которому я избирался, ждет от меня решений. Что бы я людям сказал? Да и округ у меня теперь большой, в него входят еще и самые отдаленные районы области — Ермишь, Пителино.

— Получается, времени больше не стало, после того, как сложили полномочия секретаря реготделения?

— В сутках больше времени не стало. Все время занят. И устаю тоже. Но есть те места, где мы черпаем силы и есть люди, с которыми мы можем говорить и получать определенный заряд энергии на восстановление. Очень важно видеть результат труда. Я его вижу.

Налоги, тишина и поддержка бизнеса

— Какие принятые законы вы считаете самыми важными для региона?

— Прежде всего законы, связанные с поддержкой отдельных категорий граждан. В регионе после принятия поправок в Конституцию началась реализация этих поправок и приведение законов в соответствие. Мы должны проиндексировать все социальные выплаты (не проиндексированными оставалось 28). Заложили средства в бюджете уже на следующие три года.

Мы поддержали федеральный закон в рамках реализации послания Президента. Речь идет о материальной поддержке неполных малообеспеченных семей, у которых дети с 8 до 16 лет включительно. В Рязанской области эту помощь с первого июля получат более 8 тысяч семей.

Далее мы проявили инициативу, по которой работающие в сельской местности педагоги и медики, начали получать компенсацию по оплате за вывоз твердых коммунальных отходов.

Важен закон о тишине, который мы долго обсуждали. С депутатским корпусом мы выработали практику встреч с губернатором, на которых руководители фракции имеют возможность высказаться по наиболее важным вопросам. В частности, закон о тишине озвучили там и губернатор дал поручение, чтобы ускорить подготовку законопроекта. Там же мы подняли вопрос об очистке Уржинского озера. И еще целый ряд вопросов, которые касаются поддержки населения и развития области.

Следующий блок важных законов — поддержка малого и среднего бизнеса. Для отраслей, в которых и сейчас действуют ограничения из-за пандемии, налоговые ставки снижаются в два раза. С первого января отменен единый налог на вмененный доход и для тех, кто перешел на упрощенную систему налогообложения, снижается налоговая ставка в три раза.

Принят закон по поддержке наших муниципалитетов в части реализации местных инициатив. И сейчас наши муниципалитеты активно участвуют в этой программе. Законом определены правила и порядок участия в программе, критерии отбора заявок.

— Были споры между депутатами во время обсуждения закона о тишине?

— Были разные мнения: от радикальных «все запретить, ничего нельзя» до либеральных «пусть молодежь отдыхает». Мы постарались пойти по пути компромисса. Вы, наверное, знаете, что в Москве и Московской области действует такой закон, но он отличается от нашего. Там нельзя вести работы в воскресенье и праздничные дни. Мы пока решили так не ужесточать закон и посмотреть на правоприменительную практику. Мы понимаем, что рязанцы делают ремонт своими руками. И когда им его еще делать? Посмотрим, насколько люди будут удовлетворены законом. Если будут обращения, мы вернемся к нему, внесем поправку.

Но я считаю, что нужно прежде всего уважать друг друга. Добропорядочного и добрососедского отношения друг к другу никто не отменял.

Если подрядчик подвел…

— Одно из последних нареканий общественности — благоустройство парков. Депутатов просили взять благоустройство на контроль. Вы следите за ситуацией? Что-нибудь меняется?

— Мы ведём эту работу уже четыре года. Губернатор поддержал нашу инициативу и лично мониторит работу депутатского корпуса, которая даёт результаты, особенно в ситуации, когда подрядчик недобросовестно выполняет свои обязанности.

Этот проект востребован. Люди активно принимают в нём участие и видят, что депутатский корпус, используя свои полномочия в рамках закона, добивается того, чтобы работы были выполнены в срок и с хорошим качеством. Мы являемся в данном случае тем инструментом, с помощью которого общество влияет и участвует в федеральных и региональных программах.

Что касается парков, то мы с первых дней реализации проектов по благоустройству были непосредственно на объектах. Мы неоднократно поднимали вопросы там. где есть отставание или проблемы с качеством. Считаю, что можно быть еще активнее.

Вы понимаете, одного желания у депутата мало. Есть объективные обстоятельства, по котором сложно принять правильные управленческие решения. Например, подрядчик не рассчитал свои силы. Вот что с ним сделать? Мы со своей стороны и штрафуем его, и пишем вплоть до суда о расторжении с ним контракта. Но, к сожалению, от этого объект быстрее не построится.

Важна совместная работа, нацеленная на единый результат, не только депутатского корпуса и органов местного самоуправления. Хорошо, когда правительство, органы местного самоуправления и контролирующие органы нацелены не только предъявить санкции подрядчику, но и помочь где-то пройти быстрее согласование проектной документации, помочь с вывозом строительного мусора. Если с первых дней проекта быть включенными в процесс, можно работать и с подрядчиками, не крепко стоящими на ногах.

В этом году есть и объективные причины отставания. Произошел резкий взлет цен на стройматериалы, а подрядчик выполняет контракт по старым. И вся прибыль съедается. Не говоря уже о качестве. Но еще раз говорю, что сейчас — это совместная работа. Ничего не изменится, если мы подрядчика накажем. Люди объект не получат. Иногда нужно смотреть по срокам более гибко. Главное, чтобы конечный результат был хорошего качества.

Депутатские прививки

— Что было сделано для экономики в период пандемии? И как сами депутаты помогали справляться с коронавирусом?

— В этот непростой период мы работали с бюджетом с целью найти возможности и поддержать, прежде всего, наших медиков. Оказать дополнительное финансирование для работы медицинских учреждений, так как у них резко увеличились расходы, как в части расхода лекарств, так и части оказания медицинской помощи. Пандемия, к сожалению, продолжается и отрасль нуждается в дополнительных средствах.

Следующий пакет важных решений коснётся поддержки людей, переболевших ковидом. Это важная задача, которую нужно решать. Чтобы человек, после перенесённого заболевания, вернулся к полноценной жизни.

Для этого нужна реабилитация больных и донастройка системы здравоохранения. Для этого нужна реабилитация больных, и, как следствие, перестройка системы здравоохранения.

— Вы не скрываете свое отношение к вакцинации. В соцсетях рассказываете, что сделали прививку. А как обстоят дела с депутатами облдумы?

— Мы стараемся соблюдать те рекомендации, которые дает минздрав. Семь из двенадцати депутатов, работающих на постоянной основе, привились. Пять переболели менее чем полгода назад.

90% аппарата Рязанской областной думы либо привиты, либо имеют высокий уровень антител и срок перенесенной болезни менее полугода.

Мое отношение, что нужно вакцинироваться. Есть немного людей, которым нельзя. Для того, чтобы понять это, надо проконсультироваться с врачом. Многим своим знакомым я сбрасываю ссылки на экспертов, которым я доверяю, и у них меняется отношение к вакцинации.

— То есть среди ваших знакомых есть люди, которые сомневаются в необходимости прививки?

— Есть разные мнения. Но когда видят, что происходит вокруг…

Речь не про летальные исходы. Я говорю о последствиях перенесенного заболевания. Прививка — это гарантия того, что вы не попадете в категорию тяжелых больных. Заболеть можно, но болезнь проходит гораздо легче. Например, у диабетиков сахар остается стабильным, у сердечников нет осложнений.

Путеводитель от председателя

— Сейчас наметился отчетливый тренд на внутренний туризм. Назовите ваши любимые места в Рязанской области?

— Наша область прекрасна в смысле туризма и по расположению, и по количеству достопримечательностей. Такой разноплановости, начиная от исторических мест и заканчивая природными памятниками, ещё поискать.

В Константинове можно быть бессчётное количество раз с друзьями, родственниками и коллегами. Но если приехать туда с 14 по 19 августа, встать около церкви и посмотреть на изгиб реки, то вы увидите ту самую есенинскую синь, которая сосёт глаза и услышите аромат яблок и мёда.

В Старую Рязань надо поехать в теплую сентябрьскую погоду. Вот где силища.

А как окажешься на берегу реки Ранова, сразу происходит перезагрузка. Слышишь, как лягушки квакают, как рыба плещется, смотришь в прозрачную воду, окунёшься, и весь груз проблем уходит.

Я недавно посетил Сараевский район село Паники. Там восстановили храм Дмитрия Солунского. Иконостас в голубых тонах необыкновенный. Думаю, что это будет местом паломничества.

У нас проблема с развитием внутреннего туризма на мой взгляд в том, что объекты очень интересные, а инфраструктуры нет. Вот, например, в Александро-Невском районе прекрасный музей, посвящённый генералу Скобелеву. Но туристу, чтобы только туда доехать, нужно полдня потратить. Если бы были условия для комфортного пребывания ночью, то желающих было бы больше.

На мой взгляд, есть решение. Это поддержка семейных гостевых домов. Местные люди зарабатывали бы на туризме. А туристы имели необходимый сервис.

Друг Атом и Соня-антистресс

— Когда мы с вами общались в 2019 году, вы рассказывали о маленькой собачке Соне. А сейчас у вас в соцсетях регулярно появляется овчарка Атом. Что с Соней?

— Соня — маленькая собачка с сильным характером. Дама уже взрослая. Не требует такого внимания. Атом еще подросток, поэтому я веду с ним воспитательный процесс. Плюс много с ним гуляю. Он мне как спутник по прогулкам очень подходит, так как требует большой физической нагрузки. А Соня далеко не ходит, только около дома.

— Собаки поладили?

— Да. Атом Соню побаивается, но играет. Атом растет, ему два года. Соня по прежнему является антистрессом.

— Вы ходите с Атомом на выставки?

— Нет, никуда не хожу. Он просто мой друг. Выставочные дела мне не очень интересны, отнимают много времени. Но в тоже время если собака служебная, она должна работать. Минимальный набор команд он выполняет хорошо. В целом воспитанный, но эмоции как у каждого подростка зашкаливают. Сегодня ночью разорвал тент, укрывающий качели. Спрашиваю его: «зачем ты это сделал?». Глаза опустил, понимает. Бывает.

О том, что предлагают рязанцы Аркадию Фомину в соцсетях читайте на сайте 7info.

Тема ремонта и строительства дорог всегда одна из самых горячих в регионе. Как долго продлится ремонт моста через реку Лыбедь, зачем нужен мост-дублер солотчинского, какие дороги отремонтируют в этом году и есть ли управа на недобросовестных подрядчиков — вопросы, которые РЗН. инфо задал зампреду областного правительства Евгению Беленецкому.

{{AREA_1}}

— Когда откроют мост на Лыбедском бульваре?

— У нас первый этап ремонта запланирован до 15 декабря, второй этап — до 31 июля. Понимая значимость моста и те неудобства, которые создаются для горожан, мы стремились выполнить работы в декабре. В силу определенных обстоятельств этого не удалось сделать. Сейчас, как вы видите, организована работа практически в круглосуточном режиме, погодные условия позволяют.

В ближайшее время мы мост сдадим, он будет выглядеть по-другому. Станет удобнее и эстетически намного интереснее. Помимо этого, сохранили часть старинных ограждений. Мы учли пожелания горожан и повторили полностью тот рисунок, который был. Те фрагменты, которые удалось сохранить, используем в переходах.

— Северная окружная еще месяц назад была одной из тех дорог, на которые постоянно жаловались рязанцы. Сейчас там заделывают ямы. Нужно отдать дорогу области, чтобы сделать отличный ремонт. Когда это произойдет?

— Процедура запущена минтрансом. Совместно с городом они пытаются сократить сроки по передаче. Передаем, потому что бюджет города целесообразней направить на городские дороги. Северная окружная — довольно серьезный объем вложений. Если просто сделать ремонт покрытия, то вы через некоторое время снова придете с такими же вопросами. Поэтому приняли решение забрать дорогу в областную собственность, сделать капитальный ремонт, реконструкцию, в том числе тротуаров.

— Далекие планы?

— Нет, сразу хотим. Открою секрет: над проектом уже работают, но за год его не сделать. Это двухлетний или трехлетний контракт. Сначала приводим в нормативное состояние проезжую часть, потом занимаемся элементами благоустройства.

— Это еще не скоро…

— У нас есть список улиц, которые хотим передать из города в дирекцию дорог. По ним уже идет проработка. По проезду Шабулина и Северной окружной уже есть проектные решения, хотим делать их в единой концепции. А дальше будет проще.

Благодаря нацпроекту есть возможность дополнительно просить деньги. Навстречу идут и средства выделяют, но для этого нужны проекты. Силами дирекции дорог их удается делать быстрее и деньги у них для этого есть. У города изыскивать средства на такие серьезные проекты становится проблематично.

— Николай Викторович дал еще 50 миллионов городу…

— Дали на ремонт картами. Представьте, взять эти деньги и потратить на проектирование. Как мы рязанцам объясним то, что им еще надо два года по ямам ездить из-за того, что мы уходим в проектирование. Есть сейчас возможность уходить в контракты под ключ. В одном контракте будет и проектирование, и выполнение строительно-монтажных работ, и содержание. Не исключено, что мы по этому пути пойдем, в части Северной окружной точно.

{{AREA_2}}

— О выделенных полосах много говорили. Появятся они или нет?

— Другого пути нет. Это единственный правильный вариант, который даст возможность жителям области перемещаться по городу. У нас автомобилей меньше не станет. Четыре-пять лет назад на тысячу человек приходилось 150 автомобилей. Сегодня уже около 310. Если будет 450-500 автомобилей, передвигаться с этим количеством дорог будет сложно. Если кто-то из горожан предложит вариант, где нам еще построить дорогу, мы с удовольствием послушаем. Но вы знаете город и понимаете, что не везде можно даже расширить.

Мне говорят, что на двухполосной дороге делать выделенную полосу нельзя, я с этим не согласен. Если у нас в две полосы или даже в одну будут стоять автомобили, а по другой поедет общественный транспорт, то это позволит жителям города добраться из точки «А» в точку «Б». Либо автомобилисты будут рассчитывать свой маршрут плюс час, плюс два часа.

Выделенные линии неизбежны. Единственный вопрос, который сейчас стоит — просчитать транспортную модель и спроектировать. Не просто же — выделил линию и поехал.

— А понимаете уже участки, где они будут?

— Я вам так скажу — они у нас уже есть. Взять улицу Новую, по которой общественный транспорт двигается без каких-либо препятствий.

На Первомайском проспекте и Московском шоссе можно без проблем делать уже сегодня. Все вы являетесь свидетелями того, что сейчас в часы пик там невозможно проехать. Но когда у человека будет возможность сесть на автобус и за 10 минут доехать, многие пересядут на общественный транспорт.

Тут другая проблема — у нас нет качественного общественного транспорта. Это факт. Этим вопросом тоже сейчас занимаемся.

— Мы два года назад с вами ездили в рейд по дорогам. Вы обещали, что будете запрещать левые повороты. На Куйбышевском шоссе это уже произошло, тогда вы еще анонсировали запрет у «Атрона». Расскажите что-нибудь об этих планах.

— Мы с вами возвращаемся к транспортной модели, где необходимо посчитать все транспортные потоки, обосновать и показать на цифрах. Есть места, где запретить левые повороты можно безболезненно. У «Виктории Плаза» мы так закрыли поворот на улицу Чкалова, где создавалась аварийная ситуация. Сейчас все уже забыли, что он закрыт. Поток не тормозится, ни одной аварийной ситуации с того времени не было.

По Куйбывшевскому шоссе много предпринимателей обращалось: и письма были, и встречи. Но мы остались при своем мнении, а расчеты показали, что мы принялиправильное решение. Мы оставили два левых поворота.

— А планируете ли вообще от них избавиться на Куйбывшевском шоссе?

— В будущем планируем расширить шоссе, чтобы реализовать проект с разворотом с правого ряда. Тогда и остальные левые повороты закроем. Представьте, на «Куйбышевке» мы сделаем выделенную линию, а кто-то остановится в «Макдональдс», потому что захотелось перекусить. Тогда весь поток, который стоит за ним, затормозится, ведь на полосу общественного транспорта заезжать нельзя.

В Казани это все реализовано. И левые повороты закрыли, и на двухполосном движении присутствует выделенная полоса для общественного транспорта.

— Там нет проблем?

— Бурно обсуждался вопрос, в штыки воспринимался. Было много роликов, когда люди там круги накручивали в правом повороте, но это все временное явление. Сейчас там хорошая ситуация.

{{AREA_3}}

— Вопрос по поводу ремонта моста через Оку…

— Что его обсуждать — мост не принят. Идут судебные разбирательства, на которые я повлиять не могу. От нас требуется обеспечить безопасный проезд по мосту. Мы поставили знак, обязывающий снижать скорость, установили камеры. Если какое-то время там регулярно случались аварии, то на сегодняшний день эта проблема снята. Подрядчик, который делал ремонт, текущие вопросы устраняет по нашему предписанию. Вот недавно я видел, как яма образовалась, и подрядчик в течение двух-трех часов эти недостатки убрал.

— Мост-дублер нужен?

— Конечно. Это даже не обсуждается. Вы были свидетелями, что в 2018 году на существующем мосту ремонтировали по очереди полосы, и были километровые пробки. А делали только ремонт покрытия. Если через какое-то время потребуется сделать ремонт балок, капитальный ремонт? Это будет невозможно, так как нет альтернативы. Ездить через Спасск — это час.

Летом мы видим, что пропускная способность этого моста не позволяет справиться с транспортным потоком. По расчетам, часть потока с мостом-дублером распределится. Люди, которые ездят в Алеканово и Дубровичи, воспользуются новой переправой. Рассчитываем, что четвертая, а то и третья часть потока уйдет туда.

Сейчас идет подготовка к экономическому обоснованию инвестиций. То есть должны сделать расчет, который пройдет экспертизу. Далее будет решение, как пройдет мост. Там сейчас пять вариантов того, где конкретно он в город заходит. И вот каждый из вариантов считается, так как он потребует дополнительный ремонт улицы: одной, второй. Пока не получили заключение экспертизы, обсуждать не вижу смысла. У нас четко поставлены сроки в реализации проекта — 2024 год. Плюс в федеральном минтрансе говорили, чтобы мы начали в конце 2022 года. Сроки сжатые, стройка будет интенсивной.

{{AREA_4}}

— Вопрос на злобу дня, который всегда задают в соцсетях — почему у нас в городе плохие дороги? В этом году снег действительно сошел вместе с асфальтом.

— Буду говорить то, что думаю. Решетника (министра транспорта и автомобильных дорог региона — прим. ред.) спросили на отчете (перед облдумой — прим. ред.): буквально три-пять лет назад стоял вопрос о том, что области надо 23 или 26 миллиардов, чтобы привести в нормативное состояние дороги. Министр потом приводит цифры: сумма, которая за пять лет выделена, больше, чем 26 миллиардов. И его, соответственно, спрашивают: где дороги?

У нас проблема не в том, что мы не умеем качественно ремонтировать. У нас другая проблема — мы не умеем сохранять то, что сделано. Все были свидетелями тому, что некоторые улицы ремонтировали, а потом их вскрывали и начинали менять трубы. Все видят, что на Куйбышевском шоссе до сих пор не могут привести в нормативное состояние дорогу. Мы пишем подрядчику, обращаемся.

Сейчас улицы, которые требуют ремонта, но там не решенный вопрос с коммуникациями, мы не ремонтируем.

Второе — это большегрузы. По городу могут спокойно проехать самосвалы. Не поднимая голову, можно увидеть, что они везут. Вопрос сложный.

— А говорили, что будут составлять список недобросовестных подрядчиков. У нас же есть дороги, которые сделаны плохо. Список существует?

— Мы в неравных условиях находимся с подрядными организациями. Выиграть конкурс по 44-ФЗ может организация, не имеющая опыта. Когда заходим в реализацию проекта, у нас сроки сжаты, мы вынуждены работать с теми, кто есть.

Некачественно выполненные работы не являются основанием для внесения подрядчика в список недобросовестных. Мы пишем претензию, они исправляют, мы снова пишем претензию, они снова исправляют. Прошел год. И часть улиц, которые у нас на гарантии с 2019 года, уже требуют ремонта. По этим улицам мы снова пишем замечания, и подрядчик будет устранять. Пока устраняют, мы не можем внести подрядчика в список недобросовестных. И сама процедура непростая.

— Какие улицы еще в Рязани будете ремонтировать в этом году?

— Хотим начать улицу Черновицкую, там будет трехлетний контракт. Наша первостепенная задача — привести улицы в нормативное состояние. Дальше уже заниматься благоустройством.

Проезд Шабулина надо делать, это продолжение Северной окружной. Шабулина будем расширять, но незначительно, трехполоски там не получится. А вот круговое движение, где заправка, мы вернем.

Крупный проект сейчас — это Первомайский проспект. Хотим сделать с тротуарами, красиво. Помимо этого, есть довольно серьезный список улиц, которые требуют ремонта, но часть из них мы переносим на гораздо более поздний срок, потому что не решен вопрос с коммуникациями. По некоторым из них проектные решения есть, по некоторым дорабатываются.

Из интересных проектов также улица Татарская. Там обсуждали, расширять или нет. Скорее всего даже оставим в той ширине, какая есть. Сделаем ее с красивыми тротуарами.

— Эти проекты будут похожи на проект улицы Щедрина. Вы ведь ее курировали?

— Сейчас комплексный подход везде. Понимаете, если мы сделали проезжую часть и не поменяли бордюрный камень и тротуары, кто к ним потом вернется? Сейчас мы всем ставим задачи — сделать от стенки до стенки, от здания до здания.

Дирекция, которая отвечает за региональные дороги, приобрела еще одну современную лабораторию. Если не хватает мощностей, дирекция привлекает подрядные организации по контролю качества. В Рязани есть лаборатории достаточно серьезные, куда мы обращаемся.

Уже у процентов 90 крупных подрядчиков, которые работают на объектахв регионе, понимают, что спрос за качество будет и придется сделать так, как требует проектная документация. В ряде случаев в 2019—2020 году мы заставляли большие участники переделывать. Если посмотреть проекты 2020 года, то у нас к подрядчикам почти нет вопросов. Точнее — на пальцах одной руки можно посчитать организации, работой которых мы не довольны.

В среднем в год на город у нас выделяются 700 миллионов — миллиард. Это, в сравнении с прошлым периодом, сумма серьезная, но и ее не достаточно. Поэтому мы за счет двух- трехлетних контрактов хотим стартовать на Северной окружной и улице Черновицкой.

Если у вас еще остались вопросы к Евгению Беленецкому, который курирует дорожное хозяйство, строительство, ЖКХ, архитектуру и градостроительство в регионе, то вы можете их задать онлайн во время публичного отчета в «Точке кипения». Диалог с жителями начнется 14 апреля в 16:00 в официальных группах «ВКонтакте» и «Одноклассниках» Рязанской области.

Наталья Смольянинова, Александр Блохин