Выставка Рязанского художественного музея, приуроченная к 215-летию Николая Васильевича Гоголя (1809-1852), неслучайно называется «Художник слова». Здесь подчеркнут редкий изобразительный дар писателя, в чьих произведениях не только действительность, но и фантастические образы — у Гоголя, впрочем, неразделимые — имеют яркое зримое воплощение, будь то блеск ночного Днепра, бекеша Ивана Ивановича, сад Плюшкина или бакенбарды Ноздрева.
Все это прямо-таки просится под кисть и карандаш — рисунки к сочинениям Гоголя появились еще в 1840-е годы. То, что к идее иллюстрирования автор отнесся без восторга, считая возможным «допустить излишество этих родов только в таком случае, когда оно слишком (то есть достаточно) художественно», отчасти объясняется пониманием трудностей изобразительного искусства. Гоголь хорошо в нем разбирался, увлекался как любитель, а в начале 1830-х годов даже посещал натурный класс Академии художеств. Обложка первого издания «Мертвых душ» литографировалась по собственному эскизу писателя.
Среди экспонируемых на выставке произведений зритель найдет классические акварели П. Боклевского 1860-х годов с портретами героев первого и второго тома поэмы: Коробочки, Чичикова, Плюшкина, Петуха. Карикатурные их физиономии до сих пор задают восприятие нами этих персонажей. Также к XIX веку относятся листы из дорогих несброшюрованных альбомов к «Вечерам на хуторе близ Диканьки» издания А. Голяшкина. Литографии выполнены ведущими художниками своего времени, в первую очередь, В. Маковским, в мастерской которого они и печатались весьма ограниченным тиражом. Гравюры В. Фаворского 1930-х годов знаменуют смену реалистической стилистики более условной. Иллюстрация Фаворского к «Ивану Федоровичу Шпоньке и его тетушке», где мухи равновелики рассуждающим о них Шпоньке и барышне, считается хрестоматийным примером отражения гоголевского гротеска в графике. Другая, живописная выразительность использована в иллюстрации А. Пластова к «Тарасу Бульбе»; автору ближе полновесная материальность гоголевских описаний.
Прекрасная гуашь Пластова с картиной лунной ночи давно не показывалась публике. Еще одним открытием должны стать пять литографий Е. Кибрика к повести «Портрет» 1975 года. Эта работа стала для Кибрика последней, зрелое мастерство тут сошлось с итоговым раздумьем о сути творчества, столь соответствующим главной теме повести. На окончательную редакцию «Портрета», как известно, повлияло римское знакомство Гоголя с великим художником А. Ивановым. Двух гениев роднило отношение к искусству как духовному подвигу, ответственность перед дарованным свыше талантом.
Целый раздел экспозиции посвящен «Шинели». В большом комплексе иллюстраций 1977-1984 годов А. Зыкова (экспонируется лишь часть) перед нами опять, как в «Портрете», гоголевский Петербург, но уже с точки зрения маленького человека. Приехав в столицу из Нежина, молодой Гоголь сам одно время служил в департаментах, в том числе писцом. Для его искусства это далеко не блестящее начало карьеры оказалось бесценным — будущий сочинитель буквально примерил на себя шинель Акакия Акакиевича. Гуманистический пафос повести, чей мизерный персонаж говорит читателю: «Я брат твой», во многом определил дальнейшее развитие русской литературы; недаром традиция упорно приписывает фразу о том, что «все мы вышли из гоголевской шинели», Ф. Достоевскому.
Изображение Достоевского, а также иных, старших и младших современников Гоголя, его собственные портреты, пейзажи значимых для него мест от Киева до Рима, фантазийные композиции «по гоголевским мотивам» сопровождают на выставке образы произведений писателя, напоминая не только о связи жизни и творчества самого автора, но и о воздействии его книг на будущие поколения, присутствии бессмертного гоголевского слова в нашем сегодня.